— Алло… Это ты, Эмма? Ты не позвонила мне вчера вечером.
Она пропустила свой вечерний звонок по воскресеньям! Будь оно все проклято! Эмма устало закрыла глаза.
— Меня не было, — солгала она. — Я… была приглашена… на ужин. И вернулась слишком поздно, чтобы звонить тебе.
— Ничего, не волнуйся! — жизнерадостно откликнулась мать. — А куда ты ходила? Было весело?
— Нормально, — пробормотала Эмма.
Похоже, пора сменить тему.
— Я подумываю о том, чтобы переехать в Китай, — сообщила она.
— В Китай? — Мать была явно озадачена и растеряна. — Для чего тебе ехать в Китай?
— Чтобы поработать там какое-то время. Окунуться в другую культурную среду.
— И какую работу ты рассчитываешь там найти? Ведь ты не говоришь по-китайски.
— Я могу научиться, верно?
Последовала долгая пауза.
— Ты думаешь, это хорошая идея? — снова раздался в трубке голос матери.
— А почему нет?
— Да потому что ты только недавно вернулась из Сиднея, после того как поработала официанткой в…
— Я работала не просто официанткой! — Эмма стиснула зубы от негодования. — Я отвечала и за связи с общественностью.
— Знаю, родная, знаю. Я всего лишь хочу сказать, что, может, стоит сначала приобрести необходимый опыт или дополнительную квалификацию, прежде чем отправляться за тридевять земель? Обрасти связями, пустить корни… Иначе окажется, что тебе просто некуда возвращаться.
— Тебе так много известно о деловом мире? — холодно поинтересовалась Эмма.
— Ох, дочка… — Мать тяжело вздохнула. — Ты не хочешь прислушиваться ни к моим словам, ни к добрым советам.
Тебе следовало побеспокоиться об этом раньше, много лет назад, подумала Эмма.
— Когда ты собираешься приехать в Бат? — спросила ее мать.
— Скоро. Сейчас у меня очень много работы.
— Ты давно не была дома.
— Я скоро приеду, — пообещала Эмма. — Послушай, мам, мне надо бежать. Я иду в ресторан. У меня свидание в восемь часов, а я еще не одета.
— Хорошо, родная, — сказала мать. — Желаю тебе приятно провести вечер. Не забывай меня.
Она попрощалась и положила трубку. Но прошло еще некоторое время, прежде чем Эмма убрала руку от телефона.
Как часто бывало в последнее время, она жалела о том, что была неприветлива и даже груба с матерью.
Но однажды они расставят все точки над «i», раз и навсегда. Эмма уже давно продумала все до мелочей и знала, как это случится. Когда-нибудь, но очень скоро, она найдет себе новую работу, которой мать сможет гордиться, и тогда она приедет в Бат, и они с матерью сядут рядышком и поговорят обо всем. Поговорят по-настоящему, и обе выскажут друг другу то, что давно хотели сказать. Эмма расскажет, как, будучи маленькой, лишенная тепла и ласки, горько страдала от того, что мать никуда не водила ее с собой, а вечно оставляла у бабушки. А мать, в свою очередь, объяснит причины своей холодности. Ведь должна быть какая-то причина, верно? Она попросит у Эммы прощения, и Эмма, которая тогда будет вполне успешной и счастливой, с радостью согласится забыть о прошлых обидах. Они крепко обнимутся. Горечь, накопившаяся в душе Эммы, растает без следа, и случится то, о чем она так долго и безуспешно мечтала, — они наконец станут с матерью близки.
Потому что тогда ей больше не на кого будет злиться и обижаться.
Через три дня, когда она была на работе, ей позвонили.
— Это ты, Эмма? — раздался в трубке дребезжащий старческий женский голос.
— Да? — Эмма растерялась и испугалась. Голос, смутно знакомый, звучал непривычно и неуместно в какофонии шума и криков, царившей в Центре телефонного обслуживания клиентов.
— Это миссис Корнс. Я живу по соседству с вами, в Бате.
— Да, миссис Корнс.
Эмма почувствовала, как липкий холодок страха вползает в сердце, а горло сжимают ледяные пальцы. К чему бы это миссис Корнс звонить ей на работу в четверг днем?
— Эмма, милочка… — Голос миссис Корнс дрожал и срывался. — Мне очень тяжело сообщать тебе дурные вести. Твоя мама умерла.
* * *
Субарахноидальное кровоизлияние. Такой диагноз поставили врачи, проведя аутопсию. Миссис Корнс начала беспокоиться, не видя мать Эммы несколько дней. Она взяла запасной ключ и отправилась навестить соседку. В коридоре у лестницы лежала миссис Тернер, ее темные волосы рассыпались по нижней ступеньке. Она была мертва уже более сорока восьми часов. Сидя в поезде, идущем в Бат, и ощущая странную пустоту во всем теле и головокружение, замерзшая Эмма бездумно смотрела в окно.
На похороны пришло намного больше людей, чем она ожидала. Должно быть, миссис Корнс провела мобилизацию среди жителей Бата. Соседи, большинство из которых Эмма попросту не знала, говорили теплые слова о матери. После похорон она провела несколько дней, разбирая вещи матери и пытаясь решить, что оставит себе, а что выбросит. Ей помогала миссис Корнс. Времени у них было немного: новые жильцы уже с нетерпением ожидали возможности въехать в освободившийся домик. После матери остались, главным образом, одежда, старые письма, несколько драгоценных украшений. Вот, собственно, и все. Мать, прожившая целую жизнь, не оставила после себя настоящего следа.
В рамочке на каминной полке Эмма обнаружила фотографию: она сама, мать и бабушка. Снимок был сделан, когда Эмме исполнилось тринадцать. Эмма хорошо помнила тот день. Это были именины бабушки, и сосед сфотографировал их. Эмма стояла позади них, положив им руки на плечи. Все улыбались, даже мать. У бабушки тогда еще не проявились первые симптомы опухоли, которая уже пожирала ее правое легкое. Мать Эммы выглядела молодой и свежей, на ней было розовое платье, разительно отличавшееся от серой туники, в которой она ходила на работе, выполняя обязанности ассистента врача в доме престарелых. Волосы ее, такие же темные, как у Эммы, были распущены и свободно падали на плечи. И глаза у них были одинакового цвета, небесно-голубые и ясные. Тот вечер удался на славу. Они сводили бабушку в ресторан, где выпили на троих бутылку вина.
Эмма сняла фотографию с каминной полки и принялась вглядываться в нее.
Что же все-таки было между нами, мама? Была ли я тебе нужна? И любила ли ты меня?
Ответов на эти вопросы она уже никогда не получит. Она завернула фотографию в старую газету и положила ее к себе в сумочку.
Миссис Корнс проводила ее до станции и посадила на поезд, уходящий в Лондон.
— Есть там у тебя близкие люди, Эмма?
Миссис Корнс была расстроена. На ней было все то же темно-синее выходное пальто, которое она надевала на похороны, наглухо застегнутое до самого горла, из-под которого виднелся узорчатый шелковый шарфик. В резком утреннем свете ее губная помада, неумело нанесенная дрожащей рукой, выглядела слишком розовой. Подслеповатыми глазами она внимательно всматривалась в Эмму.
