— Ну и что ты об этом думаешь? — спросила она у Риччи, разворачивая коляску, чтобы идти домой. — Ты бы хотел носить такие шорты?
На лице Риччи была написана неимоверная скука. Он сидел, подавшись вперед, насколько позволяли ремешки креплений, твердо упираясь ножками в ступеньку коляски, и выглядел как двоечник, которого загнали на самую дальнюю парту в классе.
— О чем я только думаю? — вздохнула Эмма. — Ты наверняка бы подрался с этими мальчишками.
* * *
У Риччи начали прорезываться первые зубки, отчего щеки его запылали жарким румянцем. Когда малыш начинал капризничать, раскачивание коляски успокаивало его лучше всего прочего. В такие дни Эмма брала бутылочку и запасной памперс для Риччи, немного воды для себя, укладывала все это в сетчатый поддон коляски и отправлялась в долгие прогулки вдоль реки. Ей очень нравилась старомодная улочка Чизвик-Мэлл с задумчивыми серыми особняками, глядящими на водную гладь, вымощенные булыжником тротуары со старинными фонарными столбами, словно сошедшими со страниц романов Чарлза Диккенса. Но больше всего она любила прогуливаться к югу от реки, углубляясь в западную часть Барнса. Обнаружив эти места, Эмма пришла в неописуемое изумление. Прямо посреди суперсовременного мегаполиса, казалось, неведомым образом возник кусочек сельской местности. Здесь были поля и загороди, здесь люди ездили на лошадях, пробираясь впереди них по лесу между деревьями. Асфальт временами сменялся проселочными дорогами, на которых встречались лужи, так что толкать перед собой коляску становилось довольно трудно, но результат стоил того. Прогулка приносила Эмме физическое утомление, притупляя бесконечное беспокойство, снедавшее ее изнутри. Риччи, откинувшись на спинку, восседал в коляске, жуя деснами детское зубное кольцо и гипнотизируя окружающий пейзаж взглядом из-под полуопущенных век. Время от времени он подавался вперед, пытаясь схватить за хвост проходившую мимо лошадь или чайку, сидевшую на стене.
Домой они возвращались через Хаммерсмит-бридж, самый любимый мост Эммы из всех, протянувшихся через Темзу. Когда она впервые приехала в Лондон, то решила, что Хаммерсмит-бридж имеет какое-то отношение к универсаму «Харродз», поскольку в нем преобладали золотисто-зеленые цвета, столь характерные для пакетов, которые выдавали в этом универсаме. Поэтому ее не смущал ни мрачный подземный переход, ни грозящее смертельной опасностью неосторожному пешеходу интенсивное движение по Хаммерсмит-Бродвей, — эти неудобства забывались, стоило ей увидеть величественные остроконечные башенки и фонарные столбы, выделявшиеся на фоне золотистого неба. По вечерам казалось, что солнце садится прямо за мостом. На другом берегу реки раскинулась живописная деревушка Кастельноу со старомодными лавками и ресторанами. Здесь по Темзе плавали лебеди, и Эмме представлялось, что она окунулась в деревенские просторы в самом сердце Лондона.
А потом приходилось возвращаться на север, переходя через мост в сгущающихся сумерках. Огни, загорающиеся в старых домах и барах, выстроившихся вдоль берега, заставляли ее с тоской мечтать об уютном домике в рыбацкой деревушке на морском побережье, где она никогда не была.
* * *
Иногда бесконечные дни, похожие друг на друга как две капли воды, сводили ее с ума. В конце концов и длительные прогулки могут надоесть, если совершать их в одиночестве. Эмма несколько раз звонила Джоанне в надежде договориться о встрече, но всякий раз подруга под благовидным предлогом отказывалась. У нее или в самом разгаре была важная маркетинговая кампания, или она должна была купить туфли для торжественного вечера, на котором ей вручали какую-то награду, или же Барри смертельно уставал на работе и хотел отдохнуть в тишине и покое, требуя, чтобы она сидела рядом и держала его за руку.
— Тогда давай я приеду к тебе, — предложила как-то Эмма. — Мы приедем с Риччи на автобусе. И ты покажешь нам, что вы сделали со своей новой квартирой.
— Это было бы здорово, — отозвалась Джоанна. — Но дело в том, что Барри теперь работает дома.
— Ну и что? Мы ему не помешаем.
— Но Риччи так громко плачет и кричит. А если с ним случится истерика… Барри придется отвлечься…
— Джоанна! — Эмма больше не в силах была выслушивать отговорки подруги. — Барри чертов программист, а не хирург, выполняющий операции на сердце. Мир не рухнет, если он пропустит запятую в десятичном числе.
Не успели эти слова сорваться у Эммы с языка, как она поняла, насколько оскорбительно они прозвучали. Но ей было обидно, что Джоанна уделяет ей в последнее время ничтожно мало внимания, почти совсем перестав звонить после рождения Риччи.
— Послушай, извини меня! — спохватилась Эмма. — Ты же знаешь, я вовсе не имела в виду…
— Ты всегда была невысокого мнения о Барри, правда? — холодно прервала ее Джоанна. — Как я уже сказала, Эмма, сегодня мы заняты. При случае я тебе перезвоню.
* * *
Эмма страшно жалела о своем глупом выпаде против Барри. Она не думала, что Джоанна воспримет ее слова всерьез, но бывшая подруга, похоже, обиделась и решила преподать Эмме очередной урок. Эмма сильно переживала из-за этого, особенно после того как поняла, что Джоанна просто отмахнулась от их дружбы и отбросила ее, как ненужную вещь. Конечно, она слышала истории о том, как дружба распадалась после того, как у одной из женщин рождался ребенок, но всегда полагала, что в этом виновата только новоиспеченная мать, которая утрачивала интерес ко всему, что не касалось ее малыша. Она готова была продолжить попытки восстановить мир с Джоанной, но та с головой окунулась в шикарную жизнь с новыми костюмами и повышением на работе, в которой для Эммы больше не было места. Может быть, не обошлось и без влияния Барри. Откровенно говоря, Эмма и Барри с самой первой встречи невзлюбили друг друга. И, скорее всего, она теперь окончательно упала в его глазах, превратившись в мать-одиночку, которую бросил Оливер. Но ведь это не означало, что Джоанна должна полностью и безоговорочно становиться на его сторону!
Впрочем, такой уж она была, Джоанна. И уже проделывала такие штуки и раньше — бросала подруг, как только на горизонте появлялся подходящий мужчина. Однажды, еще учась в Бристоле, Эмма и Карен не видели ее несколько месяцев, когда она начала встречаться со студентом-медиком по имени Эндрю. Но потом медик решил, что с него хватит, и порвал с ней. Джоанна как ни в чем не бывало вернулась обратно и тут же заявила, что Карен и Эмма непременно должны сходить с ней в какой-нибудь бар на Корн-стрит в пятницу вечером или побывать на концерте рэйв-группы в Морской академии…
А ведь Эмма так надеялась, что будет чаще видеться с Джоанной и наверстает упущенное! Увидит ее новую квартиру, отведет душу, болтая и сплетничая, может быть, даже выпьет бокал-другой вина. Джоанна говорила, что квартира выглядит просто потрясающе, ведь для ее обустройства они приглашали дизайнера по интерьеру. Дом, в котором жил Барри, стоял на самом берегу реки, и одна стена у него была полностью из стекла. Все говорили, что получить в нем квартиру считается очень престижным, хотя Эмма никогда не понимала, в чем тут соль. Да, конечно, его обитатели могли запросто смотреть сверху вниз на реку и ее окрестности, но с таким же успехом и люди с улицы могли видеть, что делается внутри. Как-то вечером, несколько месяцев назад, она проходила мимо этого пафосного здания, направляясь к Уандсворт-бридж, и в квартире на втором этаже, где горел свет, увидела совершенного голого мужчину, увлеченно рассматривавшего что-то у себя подмышкой. Но как было бы здорово послушать Джоанну: о чем нынче говорят, куда ходят, чтобы пропустить стаканчик, и кто с кем встречается. Не слышал ли кто-нибудь чего-то об Оливере и не знает ли, куда он исчез. Эмма устала от одиночества. Она уже и не помнила, когда в последний раз от души болтала с кем-нибудь.
