Последние слова она почти выкрикнула. Внезапно словно из ниоткуда материализовались двое плотных мужчин в синих рубашках и демонстративно встали по обе стороны от банковской девицы.
— Все в порядке? — поинтересовался один из них.
Люди, стоявшие в очереди в кассу, поворачивали головы, чтобы взглянуть на бесплатный спектакль. Риччи начал хлюпать носом.
Вся дрожа, Эмма развернула коляску и выскочила из банка.
Она понимала, что должна вернуться в квартиру и разыскать номер своего счета, но была сейчас слишком зла, чтобы разговаривать с кем-нибудь. Она покатила коляску к берегу реки, надеясь уйти от суматохи и успокоиться.
Под мостом Хаммерсмит подростки в школьных рубашках и галстуках, хохоча во все горло, толкали друг друга на стену. Позади них, по тропинке, идущей вдоль берега, по направлению к Эмме шел какой-то мужчина. Даже на расстоянии она заметила, что с лицом у него что-то неладно. Один глаз находился ниже другого, и кожа на этой стороне лица покраснела, как после сильного ожога.
Когда он приблизился к мальчишкам, они притихли и стали подталкивать друг друга локтями. Нетрудно было догадаться, что сейчас произойдет. Мужчина поравнялся с мостом, и один из мальчишек, подросток с отвратительно низким лбом, негромко сказал что-то своим приятелям — Эмма не расслышала, что именно, — отчего те гнусно захихикали.
Мужчина остановился.
— Прошу прощения, — вежливо сказал он. — Некрасиво смеяться над людьми за их спиной.
— Что ты сказал? — Мальчишка с внешностью питекантропа выпрямился, шагнул к мужчине и вплотную приблизил свое лицо к его лицу. — Ты, мутант, как ты смеешь обращаться ко мне таким тоном?
Мужчина отвернулся и быстро пошел прочь.
— Вонючий ублюдок! — выкрикнул мальчишка ему в спину. — Таким, как ты, надо запретить появляться на улицах.
Мужчина не подал виду, что расслышал оскорбление. Он с достоинством шел дальше и вскоре свернул за угол. Эмму внезапно охватил приступ такой дикой ярости и гнева, что даже скулы свело. У нее возникло непреодолимое желание подбежать к этому юному негодяю и ударить его кулаком в лицо. Ударить изо всех сил. Сломать ему нос. Столкнуть вниз, перевалив через перила моста, и надеяться, что он упадет на ржавый металлический штырь.
Она заставила себя повернуть обратно и поднялась, толкая коляску перед собой, по пандусу на дорогу. Там она повернула налево, к мосту, стараясь побыстрее уйти с этого места. Остановись, Эмма! Что с тобою происходит? Но ярость не утихала, скручиваясь в тугую спираль, так что ее едва не стошнило. Неужели Риччи придется взрослеть и жить в этом мире? Неужели ему придется иметь дело с людьми такого сорта? И неужели он когда-нибудь превратится в одного из них?
На середине моста Эмма постаралась успокоиться и остановилась, положив руку на перила. Река, шумевшая внизу, вдруг устремилась к ней. Вычурные золотисто-зеленые фонарные столбы закружились вокруг в сумасшедшем танце.
— Ты — ничто, — прозвучал вдруг глубокий голос. — Пустое место.
Эмма подпрыгнула от неожиданности и в испуге огляделась. Кто это сказал? Мост был пуст. Она перегнулась через перила. Струи дождя хлестали Темзу. Внизу, под ней, на черной и блестящей, как машинное масло, поверхности воды взрывались и дробились бесчисленные крошечные брызги.
Эмма стояла и смотрела на воду, а в душе у нее крепло странное и непонятное чувство. Очень сильное чувство. Уверенность.
Мы все умрем.
Не только она, но и вообще все люди. Все жители Лондона. Даже Риччи, самый дорогой для нее человечек. Она знала это так же точно, как и то, что стояла сейчас на мосту. Этот прекрасный, обрюзгший, зарвавшийся и жадный город разрушится и обратится в прах, как рухнула Римская империя. Сначала будут крики, ругательства и убийства, а потом наступит тишина, и не останется ничего, кроме воды, на сотни миль вокруг.
Здесь, на мосту, ее окутало предчувствие приближающегося зла. Оно сгустилось вокруг нее, как дым или утренний туман. Перепугавшись до смерти, Эмма попыталась оттолкнуть от себя коляску с Риччи, убрать его как можно дальше от подступающего зла.
Глубокий голос зазвучал снова:
— От тебя нет никакого толку. Ты его недостойна.
— Кто это говорит? — вскрикнула Эмма. — Где вы?
— Убирайся прочь с моста! — выплюнул голос.
Эмма ухватилась за ручки коляски и побежала. Ее каблуки гулко стучали по полым плитам перекрытия.
Когда она отошла от реки, предчувствие зла ослабело, но страх остался. Она дрожала всем телом, дрожала так сильно, что коляска тряслась у нее под руками.
* * *
В тот вечер Риччи отказался есть картофельное пюре с томатом. Эмма не стала заставлять его. Опустошенная, она опустилась на диван, держа на коленях тарелку с бобами. Риччи же пребывал в прекрасном расположении духа. Он все время старался уговорить Эмму поиграть в пластмассовый крикет. Сынишка хотел, чтобы она показала ему, как молотком загонять шар в отверстие, потому что в этом случае игрушка издавала мелодичный звон: динг-динг-динг. Риччи он очень нравился.
— Посиди тихо, пожалуйста, — оборвала его Эмма.
Сердце у нее билось как сумасшедшее, а в груди нарастало жжение, как будто миллион огненных пальцев стремился вырваться наружу. Эмма постоянно думала о том, что случилось на берегу реки. О мальчишках, которые смеялись над мужчиной с обожженным лицом. О странном, потустороннем голосе на мосту. О тягостном ощущении приближающегося зла. Она часто читала в газетах о таких вещах, как атаки террористов, глобальное потепление, эпидемия птичьего гриппа. Но только теперь Эмма поняла, что если что-нибудь из перечисленного случится на самом деле, то выживут только такие люди, как те подростки на мосту. Отнюдь не те, кто похож на нее или Риччи, а люди, достаточно сильные, грубые и жестокие, способные идти по трупам.
Риччи подошел и встал рядом с нею. Улыбаясь, он положил свой игрушечный набор ей на колени. Тарелка Эммы перевернулась и упала на пол. Бобы мокрой кучкой лежали на полу у ее ног. Эмма вскочила с дивана.
— Убирайся отсюда! — крикнула она.
Она толкнула Риччи, толкнула по-настоящему, сильно и грубо. На мгновение ее захлестнула дикая ярость. Ради всего святого, она же думала о нем! О том, что будет с ним, если с ней случится что-либо непредвиденное. Неужели он не может быть ей благодарным хотя бы капельку?
Риччи отлетел на несколько шагов и приземлился на попу. Подушка на мягком месте оказалась внушительной, вряд ли ему было больно. Эмма взглянула на него, чтобы удостовериться в этом. Он сидел на полу с открытым ртом, и на лице у него было выражение сильнейшей обиды и невероятного удивления. Эмма отвернулась. Опустившись на колени, она принялась соскребать вилкой бобы с ковра и складывать их на тарелку. Спустя несколько секунд, в течение которых Риччи потрясенно молчал, не пробуя ни возмутиться, ни закричать, она снова посмотрела на него. Обиженно оттопырив нижнюю губку, он плакал. Не громко, взахлеб, как обычно, а молча, давясь слезами, которые серебристыми ручейками стекали у него по щекам.
