Она спрятала нож. Потом резко развернулась и с размаху опустилась на сиденье водителя. Едва она повернулась спиной к Риччи, как Эмма метнулась вперед, чтобы вытащить его из машины. Она коснулась дверной ручки, но почему-то пальцы не желали ее слушаться. Вот она, ручка дверцы, вот ее рука, но пальцы ее оставались скрюченными и упрямо не хотели разгибаться. Проклятье! Эмма не могла взять в толк, что происходит, почему ее рука не работает и не открывает дверцу.
— Риччи! — пронзительно выкрикнула она.
С другой, водительской стороны машины до нее донесся крик Дэвида. Эмма еще успела заметить какое-то смазанное движение, затем круглую кляксу испуганного личика Риччи, и тут двигатель с ревом пробудился к жизни. Автомобиль прыгнул вперед и начал быстро удаляться, разбрасывая из-под колес мелкие камешки и оставляя после себя хвост пыли. Надсадно воя мотором, машина рванулась вниз по подъездной аллее к воротам. Дэвид побежал следом. Через несколько мгновений и автомобиль, и человек скрылись за деревьями.
Черт, черт, черт! Эмма потянулась за своим мобильным телефоном. Он лежал в правом кармане джинсов. Она несколько раз попыталась вытащить его оттуда. Но карман, казалось, зашит наглухо. А потом она вспомнила, что это потому, что рука у нее не работает. К этому моменту ее пальцы покраснели. С их кончиков капала кровь, собирая пыль в крохотные озерца на земле. Вдалеке, на шоссе, затихал шум уходящей машины.
— Чтоб ты сдохла! — выкрикнула Эмма. Извернувшись, она потянулась к карману левой рукой, чтобы достать наконец свой мобильник.
Из-за деревьев показался Дэвид, потный и запыхавшийся. Увидев руку Эммы, он остановился как вкопанный. Лицо его залила смертельная бледность. Он прошептал:
— О господи! Она все-таки ранила вас.
— Помогите мне, — простонала Эмма. — Помогите мне достать телефон.
— Моя жена не может нести ответственность за свои поступки, — прошептал Дэвид. — Она больна.
— Ну да, конечно. Но она увезла моего сына в машине.
Ей наконец-то удалось достать телефон. Эмма неловко раскрыла его одной рукой.
— По какому номеру во Франции можно вызвать полицию? — требовательно спросила она.
— Я… это…
И в это самое мгновение телефон зазвонил сам, отчего оба вздрогнули от неожиданности. На дисплее высветилось имя Рейфа. Эмма нажала кнопку и поднесла трубку к уху.
— Она увезла его! — выпалила она.
— Что?
— У нее нож! Она увезла Риччи в машине, и у нее есть нож.
— Проклятье! — Голос Рейфа куда-то пропал. Она слышала, как он разговаривает с кем-то еще. Затем он снова появился на линии. — Держитесь, Эмма! Потерпите немного. Полиция уже едет к вам.
— Поспешите. Пожалуйста!
Закончив разговор, она обнаружила, что Дэвид испуганно смотрит на нее. Эмма почти забыла о его существовании. Под глазами у него набрякли мешки, в уголках губ залегли глубокие складки. Последние несколько недель, очевидно, дались ему нелегко.
— Нам следовало позвать на помощь, — пробормотал он. — Если бы мы сделали это, ничего бы не случилось.
— Зачем вы украли его у меня? — заплакала Эмма. — Вы хотя бы присматривали за ним? Или вы были грубы и жестоки с моим ребенком?
— Клянусь вам… — Дэвид прижал руку к груди. — Мы любили его как собственного сына. Мы ухаживали за ним так, как только могли. Мы все для него делали!
— Как вы могли так поступить? Как ваша семья могла так бессовестно лгать? Разве они не видели, что это не ваш сын?
— Они не видели его несколько месяцев. — Лицо Дэвида посерело. — Он стал выглядеть по-другому, но мы объяснили им, что это потому, что ему стало лучше. Он стал таким, каким и должен был быть.
Эмма так долго ждала возможности встретиться с этими людьми лицом к лицу. Она тысячу раз прокручивала в голове эту ситуацию, готовилась задать им миллион вопросов. И вопросы эти никуда не делись, они готовы были сорваться с ее языка. Но теперь, когда она оказалась здесь, а напротив нее стоял Дэвид Хант, Эмма вдруг поняла, что не хочет ни о чем его спрашивать. Она отвернулась, но, похоже, Дэвид еще не закончил.
— Он бы ни в чем не нуждался, — сказал он ей в спину. — Ни в чем! И он был бы счастлив.
Эмма повернулась к нему.
— Она готова была зарезать его, — сказала она. — Вы ведь знали об этом, ведь так?
— Нет, она бы ничего ему не сделала.
— Сделала бы, и еще как! — Эмма продемонстрировала ему свою руку.
— Вы не знаете ее, — Дэвид отрицательно качал головой. — Моя старая Филиппа никогда не… моя старая Фиппа… она бы не…
А потом он покачнулся, закрыв одной рукой лицо, а другой хватаясь за воздух и пытаясь удержаться на ногах.
— Мой сын, — пробормотал он, — мой сын…
Эмме оставалось только гадать, какого ребенка он имел в виду: Риччи или собственного сына, умершего и лежащего за многие тысячи миль отсюда, в далекой Индии.
Она снова отвернулась. У подножия холма, за изгибом аллеи, дорога уходила в поля, разветвляясь на все новые и новые узенькие проселочные тропки. По какой уехала Антония с Риччи? Кажется это Эмме, или она действительно видит клубы пыли вдали, которые оставляет за собой удаляющаяся машина? Эмма попыталась запомнить эту дорогу, чтобы потом указать на нее полиции, но жаркое марево внезапно застлало весь горизонт. Облака рухнули на Эмму, накрывая ее тяжелой пеленой, а кровь, сверкающая, как спелый виноград, все так же падала в пыль.
Глава восемнадцатая
— Лейтенант Эрик Перрен, — представился мужчина в коричневой вельветовой куртке. — Французская полиция.
Он протянул руку, чтобы обменяться с Эммой рукопожатием, и только потом сообразил, что она не может ответить на приветствие. Она лежала на каталке в окружении нескольких человек, и мужчина в белом халате разрезал ножницами рукав ее блузки.
— Вы видели их? — Эмма попыталась оторвать голову от подушки. — Вы их нашли?
— Нет еще, мадам. Но найдем непременно.
— Вы знаете, что у нее нож? Вы их преследуете? Вы уже перекрыли дорогу?
— Мы делаем все, что в наших силах, — ответил лейтенант Перрен. У него были темные, поседевшие на висках волосы. Голос его звучал мягко и вежливо. — Доверьтесь мне, мадам. У нас есть описание автомобиля, и на поиски его отрядили людей. Они будут найдены.
Сбоку появился мужчина в голубой бумажной шапочке, который принялся мять и щупать руку Эммы.
— Здесь чувствуете? — спрашивал он. — А здесь?
Она ничего не чувствовала. Рука попросту онемела. Она все так же соединялась с плечом, но Эмме больше не принадлежала, перестала быть частью ее тела. Мужчина в шапочке сказал что-то лейтенанту Перрену, и тот кивнул в знак согласия.
