После этого прозрения я вернулась домой и сказалась больной. Я действительно простыла, слоняясь по улицам и потеряв счет времени. Бабушка вызвала мне врача и долго шептала участковой о моем детском горе, о разгулявшихся нервах, и врач без всякого осмотра позволила мне не ходить в школу целую неделю.
Всю неделю я лежала на кровати у себя в комнате и делала вид, что читаю книжку. Притворяться мне приходилось нечасто, потому что бабушка была — сама деликатность, тревожила меня крайне редко, принося мне поесть, и уходила, прикрывая за собой дверь и приговаривая: «Отдыхай, отдыхай». Оставаясь одна, я прикрывала глаза, давая возможность спирали воспоминаний раскручиваться с поразительной скоростью. К концу моего мнимого заболевания я вспомнила все и решила, что непременно нужно отыскать ресторан, в котором я выступала. Ведь именно там я должна была его встретить. Мне так казалось.
Ресторана не было и в помине. Здание, первый этаж которого он некогда занимал, имело строгий вид, а вывески не было вовсе.
Я поднялась на крыльцо и взялась рукой за дверную ручку. Моя рука тотчас вспомнила, что раньше ручка была сверкающая, латунная, а теперь — обычная деревянная. Но по ту сторону меня остановил строгий вахтер.
— Девочка, ты куда?!
— Я от экскурсии отстала, — быстро солгала я. — Мы приехали в ваш город осматривать его достопримечательности.
Я говорила звонким голосом, совсем как девочки из современных кинофильмов, и с наивной радостью смотрела на старика.
— Здесь экскурсии не ходят, — добродушно сказал он.
— А нельзя ли мне хоть одним глазком, — начала я вкрадчиво, — тут у вас так красиво. Разве мне нельзя пройти? Просто посмотреть…
— Вот вырастешь, станешь юристом — тогда и заходи, — вахтер, наверно, тоже почувствовал себя добрым дяденькой из кино, но все-таки выпроводил меня за дверь, на мороз. Обернувшись перед тем, как дверь за мной закрылась, я отметила, что той великолепной люстры, которая встречала гостей в просторном холле, теперь тоже нет…
Этот случай определил мое будущее. Я должна была стать юристом, чтобы проникнуть туда, где мы с ним обязательно встретимся. С этого момента учительница истории, которая меня почти никогда не замечала, стала моей первой наставницей и подругой. Сначала я огорошила ее докладом, который назывался «Быт петербуржцев начала двадцатого века — тогда и сейчас, тысяча различий», за который получила пять с плюсом. А уж когда читала на уроке наизусть стихи поэтов-декадентов, яростно критикуя в них строчку за строчкой, учительница взяла надо мной шефство. Узнав, что я собираюсь поступать на юридический факультет, она время от времени приносила для меня специальную литературу, помогала разобраться в той или иной теме. В мой последний год в школе она даже иногда делилась со мной семейными проблемами и выслушивала мои советы. Она не понимала, почему это делает.
Я казалась ей необыкновенным ребенком, чуть ли не вундеркиндом. Тогда как на самом деле я была просто-напросто значительно старше нее. Я прожила двадцать пять лет в моей прежней жизни, семнадцать в настоящей, и если прибавить сюда ту вечность, которая прошла с моей смерти до моего рождения…
Дальше записи обрывались, я даже проверил, не вырваны ли страницы, но дневник оказался в полной сохранности, должно быть, автору просто наскучило описывать свой опыт или нашлись более важные дела. А может быть, она думала о том, что когда-нибудь этот интереснейший опыт запишет, а потому оставила в дневнике несколько пустых листов. Я пролистал их и увидел следующую запись. Она была датирована первым марта 1979 года.
Сегодня я перечитала свой дневник. Весь, от корки до корки. Пытаясь понять, где, когда, как я совершила ошибку. Сегодня первое марта, тот самый день. Первое марта моего двадцатипятилетия. Я познакомилась с ним давно.
Около полугода назад. Мы встречаемся уже два месяца. Правда, все случилось совсем не так, как в прошлый раз. Но я узнала его. Я бы узнала его из сотен тысяч, из миллионов. Сердце вдруг куда-то ухнуло в пропасть. И я поняла — это он. Совсем другой — совершенно другой. Из другой среды. С другими манерами. Ничего общего с шикарным поэтом, которого я когда-то знала. Он даже не догадывается, что это он. Он понятия не имеет, кем был в прошлой жизни. Я чувствую себя старше, опытнее, увереннее. И мне кажется, именно это его и привлекает во мне на этот раз. Моя мудрость.
Моя уверенность
Сегодня первое марта, и я никому не подала руки. Впрочем, в этом не было никакой необходимости. День прошел замечательно, я возвращалась с работы быстрым шагом, немного настороженно посматривая по сторонам. В подъезде я, наконец, окончательно расслабилась — ну вот я вернулась домой и никого не встретила. Может быть, ее и не будет в этой моей жизни? Может быть, я зря переживала? Ну конечно, не будет, она ведь — чистая случайность. А случайности не повторяются на кармическом уровне. Я доставала почту, когда услышала сверху возню.
Местные мальчишки. Они время от времени собиралась в нашем подъезде, где-то на лестничной клетке сверху, но меня это ничуть не тревожило. Они были мирными, не курили и не плевали на пол, а потому все соседи относились к ним вполне доброжелательно. Но сейчас у них чуть ли не потасовка намечалась, а потому я прислушалась. Ах, нет, не потасовка, спор.
— А я говорю, она его девчонка, точно, — с нажимом говорил один из них. — Видел я их в парке…
— Да нет же, — говорил второй, — баба его тут живет, на втором этаже. Сам видел, как он к ней заходит. И не один раз.
— Ну заходит. И что с того? Свечку-то ты не держал?
— Ты, что ли, держал — там, в парке?
— Да там и без свечки все видно — сидят на скамейке часами, целуются-милуются. Да к тому же здешняя-то — старуха.
— А та — малолетка, она ж еще в школе учится.
— Hy ты даешь, блин! Сам бы кого выбрал — малолетку или старуху? Яшка же не дурак…
Сердце мое остановилось…
И мое сердце остановилось тоже. Само. Уж как-то совсем обходясь без моей головы, в смысле ее приказов или иной ментальной деятельности. Я почувствовал себя в центре замкнутого круга, и озноб всех моих внезапных ночных пробуждений пробежал по спине вдоль позвоночника.
Круг, в котором я оказался, выстроился так: моя маленькая неприятность, с локальной амнезией, чужой дневник, который бог знает как оказался у меня, история с Ингой, в которую я влип именно первого марта в то самое время, которое предсказывала сумасшедшая женщина из прошлого. И вот теперь некий Яшка, о котором я уже слышал от женщины, которую назвал бы странной, не будь она матерью Евы…
Сердце снова забилось. Мозг снова заработал. Только для того, чтобы попытаться убедить меня, что это не моя история.
Как гром среди ясного неба. Нет, как выстрел в сердце. Мне захотелось схватить этих мальчишек за шкирку и трясти до тех пор, пока они не задохнутся своими же словами. Но вместо этого я поднялась к себе, дрожащими руками открыла дверь и опустилась на пол в коридоре. Не знаю, сколько я так просидела. Явственно передо мной вставали видения моих петербургских скитаний, холод и отчаяние той весны…
