И вот как-то наступил такой день, когда она все-таки решилась. Как раз начинался сезон. Афиши свеженькие повесили. И даже несколько представлений мы с ней неплохо сработали. Но только все эти касания — рук, ног, тел — больше не только не трогали меня, а даже совсем ничего не напоминали. И после номера я оставался за кулисами, потому что смотрел, как выступает моя любимая. Ах, как она двигалась, как обманывала публику своим детским платьицем. У меня просто сердце в пятки уходило. Я же не говорил об этом никогда. Ей бы не понравилось, она волновалась бы на арене, если бы знала, что я смотрю. И я не говорил. Просто стоял и смотрел и умирал от счастья.
Hy а дальше все просто и быстро. Это было наше третье, кажется, по счету выступление в сезоне, когда я помню только свет софитов, бьющий в глаза, музыку, и я лечу ей навстречу, и она смотрит на меня… Нет, нет. Я просто отрабатывал номер. А как она смотрит на меня, я увидел только тогда, когда мои протянутые руки она не поймала. И я стал падать. И вот тогда только я увидел, какие у нее глаза. И понял — все не случайно. Или не успел понять. Потому что упал и разбился…
— А она? Что стало с твоей любимой?
— Не знаю. Может быть, затосковала и заболела какой-нибудь скоротечной чахоткой. Может быть, покончила с собой. Только в следующей жизни мы все снова встретились, ступили в свой замкнутый круг и сделали все глупости ровно в той последовательности, чтоб умереть снова.
— Интересно излагаешь, — Кира полулежал в кресле, подперев щеку, и смотрел на меня затуманенным взором. В пепельнице тлели останки второй папиросы.
— И долго это все будет продолжаться?
— Понятия не имею! Нужно понять, как разорвать этот порочный круг, как поступить иначе…
— Да, — протянул Кира, — в такой ситуации сдаваться как-то совсем не хочется.
— Вот и мне тоже.
— Может быть — бежать? Почему бы им не уехать куда-нибудь за тридевять земель?
В комнате совсем стемнело, Кира включил настольную лампу. Все было призрачным: и огромный Кира, уютно свернувшийся в кресле, и полумрак комнаты, и мое будущее.
— Бежать от судьбы? Но ведь все может повториться где угодно, в любом месте. Декораций у нас было уже предостаточно самых различных… Ты прости, друг, я, пожалуй, вздремну. Останешься ночевать?
У меня действительно давно уже глаза слипались. Ну с трудом переношу я все эти Кирины допинги для лучшей жизни. А сегодня как-то особенно. Средство Кирино сработало прекрасно, тоска отпустила, напряжение окончательно спало, мягко накатывали волны забытья.
— Останусь, если ты не против. Почитаю здесь в уголке, у меня сна, наоборот, ни в одном глазу. А потом устроюсь на диване на кухне.
— Читай, — кивнул я, падая на кровать и натягивая плед. — Мне уж точно не помешаешь. Только не кури, — добавил я, заметив, что он достает сигарету, — а то завтра у меня голова гудеть будет. На лестницу, на лестницу…
Кира покорно поплелся на лестничную клетку, и я даже, кажется, уснул, пока его не было.
Но когда он вернулся…
Я не сразу выплыл из своего забытья. Но уже там, внутри, почувствовал детскую сладость. Что-то такое — горячие профитроли, политые шоколадом, моя неизбывная страсть. Что-то такое, что удовлетворяло во мне даже самого капризного ребенка. Я ее почувствовал, прежде чем открыл глаза. Я открыл глаза и ее увидел. Она сидела рядом с Кирой, и они о чем-то шептались. Заметив, что я «пришел в сознание», Кира подсел ко мне и сказал:
— Это Ева. Она живет в этом доме. У нее там какая-то проблема с ключами — дверь не открывается. Я ходил наверх, сам пробовал. А мать вернется только завтра днем. Мы с ней посидим, поболтаем у тебя на кухне?
— Угу, — сказал я. — Ева…
И снова провалился в сон. Только теперь этот сон был счастливым и спокойным. Ева была тут, со мной. Значит, все в порядке. И моя собственная комната, так долго державшая меня в напряжении, как-то разом изменилась, стала дружественной, уютной. Я слышал ее голос, я чувствовал ее запах сквозь сон, я ощущал таинственные волны покоя, идущие от нее. Не потому что она была спокойна: она была расстроена и что-то нетерпеливо объясняла Кире на кухне, но я чувствовал себя от ее присутствия как путешественник, завидевший землю после многолетнего плавания. Счастливый конец, который завершает все сказки и красивые истории… Ева.
15
Утром я долго лежал, боясь открыть глаза. Из кухни доносилось похрапывание Киры. Ева пристроилась в кресле, напротив меня, завернувшись в плед. Как только я поднял голову, она открыла глаза.
— Привет, — сказал я.
— Доброе утро, — ответила она. — Я и не заметила, как уснула.
— Это так удивительно, что ты здесь, — сказал я.
И чуть ли не в ужасе добавил, заметив, что она встает с кресла:
— Не уходи!
Она внимательно посмотрела на меня и серьезно сказала:
— Я не уйду. Я только умоюсь… А потом нам нужно поговорить.
Она скрылась в ванной, которую ей наверняка еще вчера показал Кира, и, пока я слышал плеск воды, мне грезились страшные глупости. Нет, совсем не о том, как я срываю с нее одежду, например. Мне грезилось, что мне много лет, очень много лет, сорок, например, или пятьдесят. И она моя жена. И утром она проснулась и пошла умываться. А я тут сижу как дурак и счастлив как дурак. Она появилась не скоро, вошла, посмотрела на меня и сказала:
— Если честно, я не знаю, с чего начать.
— Все равно, — заверил я. — Это всего-то — начало. Все равно.
— Может быть, это глупость, но я хотела спросить… Господи, да как же это спросить?
— ??
— Ты веришь в эту историю?
— В каком-то смысле, — улыбнулся я.
Мне почему-то показалось, что она спрашивала о нас, о нас с ней, а не о нашей предстоящей кончине.
Но Ева спросила:
— Ты веришь, что мы умрем?
— Верил. Пока ты не пришла.
— А что изменилось?
— Перестал об этом думать.
— Значит, ты тоже все время об этом думаешь? Знаешь, я в последнюю неделю совсем не могу спать. Потому и пришла вчера, наудачу. Поговорить. С ключами-то у меня все в полном порядке. А у вас тут посиделки… Но зато твой друг рассказал мне еще одну версию этой истории. Но, насколько я поняла, он ничего не знает?
— Да, сложно таким поделиться. Я сказал ему, что пишу фантастический роман. Он увлекается. Может быть, подскажет выход.
— Подсказал?
— Предложил сдаться.
Ее глаза впились в меня, словно пытались просветить насквозь. Некоторое время она ощупывала меня взглядом с головы до ног, а потом сказала:
— Как странно, я столько книг перечитала за это время и по астрологии, и по магии всякой, карты астрологические для каждого составила. Но такой простой выход ни разу не пришел мне в голову. Как странно… Я подумаю.
