— Сдаться?!
— Да. Таким образом ты, по крайней мере, спасешь Еву. Даже если твоя жизнь для тебя ничего не значит. Какая разница тебе как умирать? А так ты хоть будешь знать, что спас от смерти ее.
— Меня не нужно спасать, — воскликнула Ева.
— Разумеется, — Кира взглянул на нее мельком и снова повернулся ко мне. — Разумеется, ее не нужно спасать. Можно услышать то, что она сейчас сказала. И вздохнуть с облегчением. А можно не послушать ее и спасти ее жизнь.
Я посмотрел на Екатерину Дмитриевну и вдруг понял, что она, вероятно, полностью разделяет мнение внука.
— Вы тоже так считаете? — не удержавшись, спросил я.
— Роман, вы в этой истории — пострадавшая сторона. И когда мы затевали свое… э-э вмешательство, то были на сто процентов уверены в том, что сумеем вам помочь. Столько всего придумали, столько строили предположений.
— Что, к примеру? — спросил я.
— Да многое. Многое приходило в голову за эти годы, поверьте. Времени у нас было больше, чем у вас. И голов больше. К тому же порой мы консультировались то с юристами, встреченными где-нибудь в компании друзей, то с милиционерами, однажды даже с гуру какой-то странной веры. Но мы, как ни стыдно признаться, так и не нашли из этой ситуации достойного выхода. Недостойных — масса. Вы можете сейчас, не заходя домой, уехать куда-нибудь раз и навсегда. Можете потом переехать за границу. Можете поменять имена. Жить тихо, как мышки. Но есть одно, «но», — вы всю жизнь будете с тревогой оглядываться по сторонам. Хотите вы этого? А вдруг она вас найдет? Мы ведь не знаем, какую скрипку в этой ситуации играет судьба. Может быть, она не на вашей стороне. И ей довольно скоро удастся вас отыскать. Или, что еще хуже, не скоро. Лет через десять, когда у вас будут маленькие дети. Тогда все обернется еще трагичнее.
Что еще вы можете сделать? Убить ее? Но тогда, простите, чем вы лучше? Каким-то чудом уговорить ее оставить вас в покое? А сможете вы назавтра, выходя из дома, с уверенностью считать, что она не передумала? Не превратится ли каждый ваш день в кошмар? Милиция вам не поможет. А вот то, что предлагает Кирилл, возможно, и имеет смысл. Сдавшись на ее милость, вы сможете по крайней мере сохранить жизнь Еве и, даже если и не будете никогда счастливы, сможете контролировать этого монстра…
— Контролировать? — усмехнулась Ева. — А если они поссорятся? А если ей не понравится его вымученная любовь? Она ведь и в этом случае может все «стереть» и начать сначала. А ну-ка, дорогой, давай попробуем лет через тридцать…
— Это замкнутый круг, — сказал Кира. — Как ни крути. Что не делай.
Все замолчали, и стало слышно, как по стеклу бьют капли дождя. Снег перешел в дождь. И я подумал, что скоро — весна. Весна. Которую я, возможно, не увижу. От обилия информации голова медленно шла кругом. И мне внезапно захотелось закрыться у себя в квартире и просто полежать, глядя в потолок, чтобы совсем не о чем не думать. Чтобы чувствовать себя живым и чтобы еще Ева сидела рядом и гладила меня по голове. Мне было это жизненно необходимо.
— Вечер затянулся, — сказал я. — Хорошо бы подвести итоги и сделать хоть какие-то выводы. Поэтому, мы, наверно, откланяемся…
— Куда ты собрался?!
— Нет-нет, — воскликнули Кира и Екатерина Дмитриевна в один голос.
— Уже поздно, — заметил я. — Мы ведь не можем до ночи сидеть вот так и рассуждать о разных фантастических вещах, правда?
— Но вы не можете вернуться, — отрезал Кира. — Она ведь уже пыталась убить тебя! Она не станет никого предупреждать. Она и так слишком долго ждет на этот раз.
— Она пыталась меня что? — оторопел я. — Когда? Я мог этого не заметить? Или нет, давайте по порядку: я, вообще, жив еще или нет?
— Остряк. Ты что, забыл?
— О чем?
— Как попал под машину!
20
— А Инга-то здесь при чем? — рассмеялся я. — За рулем была совсем не она…
— Не она, — подтвердил Кира. — Она в своем, мерседесе, так угрожающе наехала на мужика, что тот от страха — не дай бог столкнуться с этой штучкой! — сдал назад, и ты оказался под колесами.
— Ты это видел? — спросил я.
— Видел. Своими глазами. И когда ты упал, то у меня просто сердце остановилось. Я думал, ты… Но ты был без сознания. Я помог водителю погрузить тебя в машину и отвезти в больницу. А сам побежал к твоим грузчикам. Так что, когда ты мне позвонил, мы уже заканчивали грузить. Да что ты на меня так смотришь? Не веришь мне?
— Я уже не знаю, чему верить. Я ничего не понимаю. Зачем ей было меня убивать тогда? Что я ей тогда плохого сделал? Она что, решила выместить на мне обиду за предыдущие два жизни? Я Еву тогда еще в глаза не видел!
— Ты с ума сошел? — спросил Кира. — Ты зачем переезжать собрался?
— Давно собирался.
— Ты два года собирался, никак собраться не мог, а тут за неделю все вещи упаковал. Помнишь?
— Конечно, помню. Ну и что? Я долго собирался переезжать, ну и в конце концов собрался. А что вещи собрал быстро — так чего тянуть?
Кира застонал, схватился за голову и обвел взглядом присутствующих.
— Нет, вы что-нибудь подобное слышали? Может, пусть она его пристрелит, мне уже не жалко!
В комнате что-то происходило. Все смотрели на меня с сомнением, даже Ева старалась не встречаться со мной взглядом. Похоже, она просто не знала куда спрятаться.
— Ева, — попросил я. — Ну скажи ему, что я говорю чистую правду. Ну вспомни, мы в первый раз встретились, когда ты пришла за ключами, которые твоя мама собиралась оставить у меня. А у меня их не было, помнишь?
В комнате теперь воцарилась полная тишина. Кира смотрел на меня как на отъявленного негодяя, Екатерина Дмитриевна щурилась как-то особенно беззащитно, а Ева, ответ которой только и мог вернуть доверие этих людей ко мне, почему-то с ответом не торопилась. Она просто застыла. Превратилась в мраморное изваяние. А глаза у нее подозрительно блестели.
— Ева, — позвал я уже не так уверенно. — Скажи… Что-нибудь уже скажи, а то я сойду с ума.
— Я не понимаю, чего ты добиваешься? — спросила она и, обратившись к остальным, прибавила: — Мне нужно выйти, разрешите?
— Конечно, милая, — отозвалась тут же Екатерина Дмитриевна, — я вас провожу. Обернувшись, она посмотрела на меня и покачала головой.
— Ну ты и… — Кира даже не захотел тратить на меня сильного словца.
— Послушай, — сказал я. — Я уже совсем ничего не понимаю. Может быть, день был слишком необычный. Но я говорю то, что знаю наверняка: я не был знаком с Евой до переезда. Богом клянусь!
— Ты ее больше не любишь? — осторожно спросил Кира.
Я усмехнулся:
— Кира, ты говоришь так, будто она моя жена и за плечами у нас двадцать лет брака. Что значит больше? Я себе-то не могу ответить на вопрос, когда я понял что к ней испытываю. Вчера, или неделю назад, или с самого начала, когда она пришла за ключами.
