– Покарауль, чтобы не сбежала, – кивнул на притихшую на заднем сиденье «Форда» пленницу Вадим. – Я сейчас.
Стас вяло запротестовал, однако Вадим уже быстрым шагом шел к зданию спорткомплекса, открыл в торце незаметную дверь с надписью: «Только для персонала ЦСКА» – и скрылся за ней.
Стас перевел взгляд на женщину, начавшую проявлять признаки осмысленной деятельности, – она явно приходила в себя, – встретил ее мутноватый взгляд и поежился. В глубине глаз незнакомки клубилась слепая жажда убийства. Она попыталась открыть дверцу машины, но Стас придавил ручку и не дал ей выйти. Появившийся Вадим избавил его от необходимости борьбы с пленницей, молча взял женщину под локоть и помог ей выбраться. И едва ушел от удара коленом в пах и кулаком в горло: женщина отлично владела приемами рукопашного боя.
Что сделал Вадим, Станислав не заметил, но после этого пленница перестала сопротивляться и покорно последовала за Вадимом в здание.
Они миновали короткий коридор, прошли мимо открытой двери в небольшой спортзал с гимнастическими снарядами, откуда доносились голоса спортсменов, и вошли в тренерскую комнату.
Женщина вновь попыталась освободиться, однако Вадим без жалости швырнул ее в кресло в углу комнаты и тихо сказал, наставив на нее палец:
– Сиди! Я уже понял, что ты человек команды. А теперь отвечай: что за контора тебя послала наблюдать за нами? Зачем? Вы следите за мной, за моими друзьями, устраиваете охоту, даже применяете оружие! – и я хотел бы знать, в чем дело.
– Напрасно теряешь время, – скривила губы незнакомка, явно собираясь продолжать сопротивление. – Вмешавшись в это дело, ты подписал себе смертный приговор.
– Отлично, – кивнул Вадим спокойно. – Мы хорошо понимаем друг друга. Однако тебе все же придется объясниться.
– Сейчас сюда прибудет моя команда, как ты правильно выразился, и все тебе объяснит… вручную.
– Сейчас сюда приедет моя команда, – усмехнулся Вадим, – а мы тоже кое-что умеем, в том числе развязывать языки. Так что рассказывай, какая контора пасет Панова и Кешу.
Вместо ответа незнакомка гибко метнулась через комнату к выходу, но налетела на руку Вадима, вцепилась в него, целя ногтями разорвать лицо или выбить глаза, и тому пришлось отбиваться всерьез, применяя «мягкие» обтекающие захваты в сочетании с концентрированными ударами в уязвимые точки тела, называемые «чеками». Один из таких ударов едва не сломал палец разъяренной фурии, в которую преобразилась пленница, и она, вскрикнув, упала в кресло, с изумлением и ненавистью глядя на Вадима.
Стасу стало плохо.
– Я не хочу на это смотреть, – выдавил он, отворачиваясь. – Можно, я посижу в зале?
– Иди, – сказал Вадим, трогая пальцем царапину на щеке.
Стас вышел, сел на скамеечку у стены почти пустого зала, где тренировалась группа юных гимнастов, и стал тупо глядеть на одетых в трико юношей и девушек, перебирая в памяти факты своего «умопомешательства». Ничего дельного в голову не приходило, объяснить случившееся одним только психическим расстройством было невозможно, женщина из команды агентов наблюдения была реальна, жизнь вокруг со множеством деталей, которых Стас не помнил, отражалась в его ощущениях также реально, и понять, что происходит, он не мог. Поэтому сидел и ждал, чем закончится беседа Вадима с пленницей из неведомой спецслужбы, устроившей слежку за директором издательства, который не чувствовал за собой никакой вины. Не хотелось ни ехать домой, ни что-то делать, ни вообще двигаться. Гимнасты вскоре ушли, в зале стало тихо, а Стас все сидел, уставившись взглядом в стену напротив, и ждал.
Вадим появился в полутемном зале спустя четверть часа. Посмотрел на отрешенно-мрачное лицо друга, присел рядом на скамейку.
– Она призналась? – очнулся Стас.
– Ты кому-нибудь, кроме меня, рассказывал о своих открытиях? – ответил Вадим вопросом на вопрос.
– Никому, тебе первому. А что это ты намекнул, что эти… дамы следят и за Кешей?
– Это не намек, истинная правда. Вы меня до инфаркта доведете своими признаниями. С ним тоже приключилась странная история.
– Где, когда?
– На Луне, во время последней экспедиции. Потом расскажу. Однако у меня складывается такое впечатление, что вы оба стали нежелательными свидетелями каких-то происшествий, о которых никто не должен знать.
– Поэтому за нами и началась слежка?
– Правильно соображаешь.
– Почему же нас просто не…
– Не ликвидируют, ты хочешь сказать? Может быть, потому, что не уверены, помните вы, что видели, или нет. А может, и по другой причине, не суть важно. Главное, что всем нам грозит нешуточная опасность.
– Но я ничего такого сверхвыдающегося не наблюдал… – Стас осекся, вспомнив встречу на мосту с двумя незнакомцами в необычного покроя плащах.
– Что? – заинтересовался внимательный Вадим.
– Понимаешь… возможно, с этого все и началось. – Панов коротко рассказал другу историю с незнакомцами, посмотрел на него с надеждой. – Ты мне веришь?
– Верю всякому зверю, а ежу погожу, – усмехнулся Вадим. – Ясно одно: что-то вокруг происходит, мы в центре событий, а понять ничего не можем. Надо искать того, кто все нам объяснит.
– Кого?
– Не знаю. Давай думать.
– Она что-нибудь сказала? На кого работает? Может, на ФСБ?
– Она не сказала ничего, хотя в запале проговорила интересную фразу о «контроле реальности». Могу с уверенностью сказать, что ни на ФСБ, ни на милицию она не работает.
– Что означает: «контроль реальности»?
– Спроси что-нибудь полегче.
– Бред какой-то!
– Не бред, наверное, раз она сразу замолчала и попыталась меня убить.
– Что ты с ней сделал?
– Ничего, связал.
– Что будем делать дальше? Ждать, когда приедут твои ребята?
– Я никого не вызывал. Теперь, наверное, придется. Да и в милицию не мешало бы сообщить. Хотя нет, не тот уровень.
– У тебя же остались связи в твоей бывшей конторе.
– Правильно, и я об этом подумал. С полковником Фадеевым мы были в хороших отношениях, он меня выслушает, хотя не гарантирую, что поможет.
Взгляд Станислава зацепился за длинный белый транспарант на стене спортзала с рекламой кроссовок «Найк». Он кивнул на транспарант с бледной улыбкой:
– Давно здесь висит это полотнище?
– Давно, с полгода. А что?
– Мне почему-то помнится, что вместо него болтался пожухлый плакат с надписью: «Привет участникам соревнований». Смешно? Может, у меня действительно крыша поехала?
– Тогда она поехала и у меня, – вздохнул Вадим, вставая. – Посиди, я посмотрю, не освободилась ли наша пленница, и поедем.
