Так и не добившись согласия Троцкого, Чичерин вынужден был 28 января направить Хойскому вторую ноту. По сути повторившую содержание первой, как и требовало Политбюро. Вновь попытаться вызвать понимание: «Неужели же министр Хан Хойский полагает, что происходящая между Деникиным и Советской властью борьба не затрагивает судьбы Азербайджана? Разве ему неизвестно, что программой Деникина и всех связанных с ним элементов является восстановление единой неделимой России в её прежних пределах и, между прочим, полное уничтожение самостоятельности Азербайджана?»19
Ответ Хойского, последовавший уже 5 февраля, оказался точно таким же повтором, как и сама нота Чичерина. Он вновь писал, что его «правительство, считая себя нейтральным в происходящей борьбе в России, выдворило из Баку генерала Пржевальского /представителя Добровольческой армии при штабе британских войск в столице Азербайджана – Ю.Ж./ со всем его штабом, и не только не допускало в местностях Азербайджана мобилизации русских офицеров для включения их в армию Деникина, но даже запретило генералу Пржевальскому поместить в газетах объявления о призыве русских офицеров… Точно так же несостоятельны и другие указания народного комиссара Чичерина касательно взаимоотношений азербайджанского правительства с командованием Добровольческой армии, идеология и истинные намерения которого азербайджанскому правительству хорошо известны».
Закончил же ноту Хойский повторением своего прежнего предложения, на принятие которого очень рассчитывал. «Всякие переговоры, – писал он, – по этому и другим вопросам могут происходить на основе безусловного признания Советским правительством независимости и суверенности Азербайджанской Республики».20
Вот теперь Чичерин мог окончательно убедиться, в какую ловушку он сам себя загнал. Убедиться, что своей капитулянтской политикой по отношению к Эстонии создал опасный прецедент грозящий в любую минуту обернуться «эффектом домино». Но повторить обещание признания в переписке с Баку он больше не мог из-за отрицательной, на этот раз, позиции всех членов Политбюро, не желавших повторять собственную ошибку. Проблемы же, связанные с Вооружёнными силами Юга России, именно в те самые дни потеряли всю прежнюю остроту и актуальность.
Донская армия генерала В.И. Сидорова и Кавказская – генерала П.Н. Врангеля, потеряв в ходе боёв Ростов и отступив за Маныч, вынуждены были любой ценой обезопасить себя с тыла. И 7 февраля представитель Деникина в Тифлисе посетил посла Армении и уведомил его о признании Вооружёнными силами Юга России независимости всех трёх закавказских республик.21
Даже не подозревая о столь важном событии, Чичерин передал 9 февраля в Политбюро записку, где вновь изложил прежнюю, чуть-чуть скорректированную концепцию. «Ответ Хан Хойского, – писал он, упорствуя на своём, – заявляющий, что переговоры между нами и его правительством могут происходить лишь на основе безусловного признания независимости и суверенности Азербайджанской Республики, снова ставит в порядок дня вопрос о том, не следует ли нам выступить с таким признанием». И, как на подтверждение своей полной правоты, сослался на мнение С.М. Кирова, тогда – члена РВС XI армии, ведшей наступление на Дагестан.
Киров же 31 января сообщил Чичерину: «Работа англичан в Азербайджане и Грузии с целью втянуть в войну с Совет. Россией продолжается… Англичане требуют, чтобы Азербайджан ни в коем случае не вздумал снабжать Совет. Россию нефтью. Боясь Англии, азербайджанское правительство уклоняется от воен. /ного – Ю.Ж./ союза с Совет. Россией». А далее Киров делал более чем странное предложение: поэтому нам «необходимо признание Азербайджана без условия воен. союза». Два дня спустя он повторил свой прогноз: «настоящее время Антанта делает всё к тому, чтобы втравить Азербайджан и Грузию в войну с нами».22
Сослался Чичерин в своей записке и на мнение Н. Нариманова (не только заместителя Сталина в Наркомате по делам национальностей, но и работника подведомственного ему НКИДа), заведующего Ближневосточным отделом. По словам Чичерина. Нариманов также «поддерживает ту же точку зрения, считая, между прочим, краевой комитет /Кавказский – Ю.Ж./ наиболее компетентным для определения потребности в этом нашем признании».
Только затем, как бы страхуя себя на случай нового отказа Политбюро, предложил нечто новое. «Признание независимости Азербайджана, – писал он, – ещё не означает признания нынешнего правительства. Антанта, признавая независимость России, не признаёт Российского /Советского – Ю.Ж./ правительства, и в случае появления Красного Азербайджанского правительства есть полная возможность признать его и даже оказать ему помощь против иностранного вмешательства, без вмешательства во внутренние дела Азербайджана. После признания Антантой независимости Азербайджана мы не можем остаться позади».23
Вновь не получившему одобрения и, следовательно, поддержки Чичерину в третьей ноте на имя Хойского, от 21 февраля, смещать упор на совершенно новые обстоятельства, мешающие быстрому признанию независимости Азербайджана. Не отвергая того в принципе, нарком утверждал теперь, что оно «не может быть отделено от чрезвычайно сложных переговоров по целому ряду частных вопросов». И ссылался на тот же пример, который использовал Тойский, – на Эстонию.24
Тем временем положение в Закавказье снова изменилось к худшему. Несмотря на достигнутые в декабре соглашения о создании конфедерации, в Карабахе и Зангезуре с новой силой возобновились бои между армянскими и азербайджанскими войсками. В Грузии к началу марта окончились поражением восстания, организованные Кавказским краевым комитетом РКП. Восстания под флагом Советской власти в Абхазии и Южной Осетии, а также в Горийском, Кутаисском, Озургетском, Душетском уездах. В Азербайджане «приближение большевистской армии, – как отмечал в конце января Хойский, – не могло оставить без внимания русское население Азербайджана и не /отразиться – Ю.Ж./ на соотношении политических партий, усилив значение левых групп и изменение их взаимоотношений с другими группами».25
Об изменении ситуации в Азербайджане сообщил 6 марта Кирову и А.И. Микоян, находившийся на нелегальной работе в Баку (он возглавлял Азербайджанский Совет профсоюзов). «Бакинские товарищи, – уведомлял он Москву, – ушли в подполье, усиленно требуют мусульман – ответственных работников. Они надеются и уверены, что в ближайшее время, по мере продвижения Красной Армии к Петровску /Махачкале – Ю.Ж./ и выхода Красного Флота /в Каспийское море – Ю.Ж./ им удастся собственными силами совершить переворот, и потом только прибегнуть к помощи Красной Армии».26
Сходную оценку положения в этой республике дал и Нариманов, срочно прибывший по требованию Кирова в Астрахань. Он, по словам Чичерина, отмечал: «После взятия Петровска в Баку начнётся внутреннее разложение, и нам надо быть наготове, чтобы вступить в Баку вовремя. Одновременно можно будет начать переговоры о товарообмене… Бакинцы нуждаются в хлебе и в нашем рынке для нефти».27
От решительных действий (тогда же) советское руководство удерживало только то, что страна вновь оказалась в более чем сложном положении. В Гельсингфорсе и Варшаве полагали, что ослабленная до предела двухлетней Гражданской войною Советская Россия станет для них лёгкой добычей. Позволит создать Великую Финляндию, включающую и Карелию до Белого моря, и Кольский полуостров. Даст возможность воссоздать Речь Посполитую, окончательно подчинившую себе не только Литву с Белоруссией, но и всю Украину, да ещё и русские земли до Смоленска.
