«Для наций, – высказывал 12 июня своё мнение Сталин, – входивших в состав старой России, наш (советский) тип федерации можно и нужно считать целесообразным, как путь к интернациональному единству. Мотивы известны: эти национальности либо не имели в прошлом своей государственности, либо потеряли её давно, ввиду чего советский (централизованный) тип федерации прививается к ним без особых трений.
Нельзя сказать то же самое о тех национальностях, которые не входили в состав старой России, существовали как самостоятельные образования, развили свою собственную государственность и которые, если они станут советскими, вынуждены будут силой вещей стать в те или иные государственные отношения (связи) с Советской Россией. Например, будущие советские Германия, Польша, Венгрия, Финляндия.
Едва ли эти народности, имеющие свою государственность, своё войско, свои финансы, едва ли они, став советскими, согласятся пойти сразу на федеративную связь с Советской Россией типа башкирской или украинской (в своих тезисах Вы делаете разницу между башкирским и украинским типом федеративной связи, но на самом деле этой разницы нет, или она так мала, что равняется нулю), ибо федерацию советского типа они рассматривали бы как форму умаления их государственной самостоятельности, как покушение на последнюю».54
Ленин не захотел прислушаться к замечаниям Сталина. Сохранил свой прежний текст, не поменяв в нём ни слова. Добился, что тот и стал 8-м пунктом резолюции по национальному и колониальному вопросам, утверждённым Вторым конгрессом Коминтерна.55
Между тем, предложенный Сталиным принцип деления советских республик на те, что возникли в границах бывшей Российской Империи (разумеется, за исключением Финляндии, автономного княжества, всегда обладавшего своей конституцией, армией, финансами), и на те, которые только, может быть, возникнут в будущем вне пределов старой России, и заключал в себе наиболее обоснованный подход при дальнейшем развитии и совершенствовании Российской Федерации. Подход, отвергнутый – судя по последовавшим вскоре событиям – мыслящими глобально Лениным и Троцким, Каменевым и Крестинским. Без размышлений, без обсуждений – отвергнутый на корню.
Никто из них почему-то не вспомнил о самом важном для данной проблемы – о необходимости как можно скорее подготовить и заключить федеративный договор Советской России с Украиной и Азербайджаном. Зато с неоправданной поспешностью продолжили необоснованное дробление страны на мелкие национально-территориальные административные единицы, усложнявшие структуру РСФСР. Благо, любые их предложения Владимирский тут же с готовностью проводил через ВЦИК.
Скорее всего, по инициативе Каменева, 8 июня Политбюро (в отсутствии, разумеется, наркома по делам национальностей) сочло крайне важным, неотложным предоставление автономии третьему осколку так и не состоявшейся Татаро-Башкирии. Наделение трёх уездов Казанской губернии и небольших частей ещё двух – Симбирской (населённых преимущественно чувашами) статусом республики. Затем две недели подыскивали для Чувашии иной ранг Сначала сочли более верным наименовать её трудовой коммуной, а 22 июня – областью.56
Непродуманность, поспешность принятия такого решения выявилась очень скоро. Всего месяц спустя, 20 июля, своим новым постановлением ВЦИК и СНК переименовали Чувашию из области в республику.
Лишь потом Политбюро обратилось к старому плану Сталина по построению федерации. К тому, о котором он говорил ещё в апреле 1918 года, перечислив выделившиеся давным-давно области, представлявшие «вполне определённые единицы в смысле быта и национального состава».57 Перечислил тогда Украину, Крым, Польшу, Закавказье (оговорив, что скорее всего оно разделится), Туркестан, Среднее Поволжье и Киргизский край. Теперь судьба всех этих областей была предельно ясна. Всех, кроме Киргизского края.
Обратились члены Политбюро и к двум документам ВЦИК за 1919 год. К декрету от 4 апреля о созыве Всекиргизского съезда, к постановлению от 10 июля, «Временному положению о Революционном Комитете по управлению Киргизским краем». Последнее было принято буквально накануне начала Актюбинской операции Туркестанского фронта (командующий М.В. Фрунзе), которая привела к полному разгрому колчаковской Южной армии генерала Г.А. Белова, освобождению территории от Оренбурга до Аральского моря и соединению с силами Туркестанской Республики, более года отрезанной от РСФСР.
Только лишь создаваемому Киргизскому ревкому вменялось в обязанность управление краем «впредь до созыва Всеобщего киргизского съезда, который созывается в возможно непродолжительном времени, и объявления автономии Киргизского края». Тем же постановлением определялась и территория, подконтрольная ревкому по мере установления там Советской власти: восточная часть Астраханской губернии (Букеевская Орда), области Уральская, Тургайская, Акмолинская и Семипалатинская58 (северные и центральные районы современного Казахстана), населённые примерно равным числом русских и киргизов (казахов).
Осенью 1919 года, по мере продвижения частей Туркестанского фронта от Уральска к Гурьеву, им пришлось вести упорные бои не только с колчаковской Уральской армией генерала С.В. Толстого, но и с полками (всего девять тысяч штыков и полторы тысячи сабель) Алаш-Орды. Так именовались и Краевая националистическая партия, и провозглашённая ею в конце декабря 1917 года автономия, не успевшая сформулировать свои требования, и правительство, возглавляемые одним человеком – А. Букейхановым.
Долгое время все попытки Москвы хотя бы нейтрализовать это движение наталкивались на упорное нежелание отказаться от сотрудничества с Колчаком. И только после занятия Красной Армией всей западной части Киргизской степи вынудил Букейханова объявить 19 декабря 1919 года о полной и безоговорочной капитуляции.
Однако потребовался далеко не один месяц упорной агитационной и разъяснительной работы Киргизского ревкома, возглавляемого первым сотрудником Сталина в Наркомнаце С.С. Пестковским, чтобы нормализовать отношения и с бывшими вождями уже не существовавшей Алаш-Орды, и с местным неграмотным населением, остававшимся кочевым.
Прежде всего, необходимо было пресечь все попытки лидеров башкирских националистов Валидова и Юмагулова добиться от Москвы согласия на полное слияние Башкирии и Киргизии в одну республику. Автономную, но не столько советскую, социалистическую, сколько пантюркистскую, исламскую. Чтобы отвлечь киргизов от таких опасных для РСФСР планов, пришлось 27 января пообещать им рассмотреть вопрос об ином объединении – Киргизской степи (края) с населёнными киргизами (казахами и родственными им киргизами) Сыр-Дарьинской и Семиреченской областями Туркестана.59
После категорического отказа Фрунзе, отвечавшего за военно-политическое положение в оперативной зоне вверенного ему Туркестанского фронта, на такое слияние, 28 февраля Политбюро решило пойти на несколько иную уступку, также территориального характера. Оставить в составе Киргизской автономии Кустанайский уезд Актюбинекой области, населённый исключительно русскими.60
А в начале июня ВЦИКу пришлось по требованию Сталина, изложенному телеграммой из штаба Юго-Западного фронта в Кременчуге, до предоставления автономии Киргизскому краю предварительно разрешить вопросы об управлении будущей автономии (о структуре и полномочиях её ЦИКа и СНК, об отношении к РСФСР), и самый болезненный, наиболее сложный – о границах. Вернее, окончательно ответить на вопрос: объединять или не объединять Киргизскую степь с двумя, по меньшей мере, областями Туркестана.61
