Договор о перемирии и прелиминарных (предварительных) условиях мира между РСФСР и Украиной с одной стороны, и Польшей – с другой, подписанный 12 октября, оказался столь же постыдным и позорным, как и давний Брестский, для Советской России. И проявилось это сразу же, в первой статье, которая зафиксировала непризнание Москвой независимости Польши, как то содержалось во всех предыдущих соглашениях РСФСР с новообразованными государствами, а РСФСР и Польшей – Украины и Белоруссии.
Та же первая статья договора установила и границу между Россией и Польшей. Проходившую от Латвии по Западной Двине до «пункта, в котором граница бывшей Виленской губернии сходится с границей бывшей Витебской губернии» и далее, по восточной административной границе последней «до пункта, в котором соприкасаются уезды Диснинский, Лепельский и Борисовский». Тем самым, Иоффе фактически отказывался от содержания подписанного им же соглашения с каунасским правительством. Ведь район, остававшийся теперь к западу от описанной линии, был признан Москвой территорией Литвы с её древней столицей Вильнюсом.
Центральный участок новой линии размежевания проходил между Молодечно и Минском, оставляя к западу Барановичи и Пинск. Далее шёл по реке Случ до её впадения в Припять, отдавая под власть Варшавы не только Виленскую, спорную Сувалкскую и Гродненскую губернии, но и большую часть Минской, то есть Западную Белоруссию. Наконец, южный участок признал польскими западные уезды Житомирской губернии, то есть Волынь, и Восточную Галицию.
Допустил Иоффе и ещё один непозволительный промах для дипломата, защищающего интересы своей страны. «Обе договаривающиеся стороны, – гласила всё та же первая статья договора, – соглашаются, что поскольку в состав земель, расположенных к западу от выше установленной границы, входят территории, спорные между Польшей и Литвой, вопрос о принадлежности этих территорий к одному или другому из названных государств подлежит разрешению исключительно между Польшей и Литвой». Таким образом, Советская Россия самоустранялась от любой (даже посреднической) роли на своих бывших окраинах.
Только вторая статья сближала до некоторой степени договор с подписанными РСФСР ранее. Она предусматривала обязательство обеих сторон «не создавать и не поддерживать организаций, ставящих себе целью вооружённую борьбу с другой договаривающейся стороной, имеющих целью ниспровержение государственного или общественного строя другой стороны, покушающихся на территориальную целостность её, равно как и организаций, присваивающих себе роль правительств другой стороны», «не поддерживать чужих военных действий против другой стороны». 81
Тем самым, Москва надеялась обезопасить себя, оградить (но полагаясь при этом исключительно на верность Варшавы взятым на себя обязательствам) от нового вторжения врага. Но на этот раз – антисоветских формирований различного политического толка.
Три из них считали себя российскими: «Белорусский особый отряд» бывшего штаб-ротмистра С.Н. Булак-Балаховича, успевшего послужить в Красной Армии, у Юденича, а теперь переметнувшегося на сторону Пилсудского; «Отдельная русская армия», формирование которой начал генерал-лейтенант П.В. Глазенап в Пскове и Гдове, а завершил полковник В.С. Перемыкин в Западной Белоруссии; казачья бригада есаула М.П. Яковлева, дезертировавшая из 1-й Конной армии. По соглашению с польским командованием, с 27 августа все они были подчинены Б.В. Савинкову (в прошлом известнейшему эсеру-террористу, непримиримому борцу с царским самодержавием).
Помимо этих сил общей численностью в 27 тысяч человек, на другом (южном) участке советско-польского фронта находились три дивизии (15 тысяч человек) УНР, занимавшие Каменец Подольский и Проскуров, а также несколько отрядов атаманов, отказавшихся подчиняться С.В. Петлюре после того как он объявил себя единственным членом Директории с правами президента республики.
Все они, даже в совокупности, не представляли особой угрозы Красной Армии, но всё же вполне могли помешать своими действиями выполнению плана разгрома Врангеля.
Столь же важным, но уже для Варшавы, стало упоминание в договоре о спорных с Литвой территориях.
Ещё во время отступления легионов, 10 июля, Польша вынуждена была официально отказаться от любых претензий на Виленщину Поступить так по требованию союзнической конференции в Спа, которая в противном случае отказывала польской армии в военной помощи. После же «Чуда на Висле» Варшава и утративший поддержку Красной Армии Каунас попытались разрешить спор на переговорах. 16–18 сентября – в небольшом городке Кальвария, оказавшихся безрезультатными, и в Сувалках – с 30 сентября по 7 октября, на которых удалось подписать перемирие. Однако такой вариант категорически не устроил Пилсудского, который просто изменил тактику, но не отказался от своей цели.
8 октября якобы отказавшиеся подчиняться командованию 1-я Литовско-Белорусская дивизия генерала Я. Жондковского и Добровольческая дивизия майора Косьцялковского объявили своим вождём генерал-майора царской службы Л. Желиговского и начали поход на Вильну. Через день, без боя вытеснив из города литовские немногочисленные силы, заняли его. А 12 октября Желиговский провозгласил образование независимого государства Срединная Литва (между Литвой, с центром в Каунасе – и Литвой белорусской), границы которой на востоке и юге совпали с установленными советско-литовским договором, а на западе и севере – с линией, установленной французским генералом Ф. Фошем в 1919 году. Иными словами, Срединную Литву составили части уездов Виленского, Трокского и Брасовского – Виленской губернии, и Гродненского, Лидского, Дисненского и Вилейского – Гродненской.
Фактическая аннексия поляками Виленщины в тот же день вызвала протесты Франции и Великобритании. 25 октября стала предметом обсуждения Совета Лиги Наций, которая четыре дня спустя потребовала проведения на Виленщине плебисцита. Но на том все переживания европейцев из-за очередной агрессии Польши завершились.
Иначе повела себя РСФСР. 29 октября заместитель главы советской делегации на переговорах в Риге Л.Л. Оболенский по поручению НКИДа вручил главе польской делегации ноту. «Правительства РСФСР и УССР, – указывалось в ней, – настаивают на том, чтобы войска Желиговского, которые в силу признанного самой Польшей неповиновения их польскому командованию представляют собой неоспоримую реальную угрозу прочности заключённого перемирия, были удалены с упомянутой польской /так в тексте! – Ю.Ж./ территории и вновь на таковую не допускались». 82
Лишь три месяца спустя и опасную по последствиям недоговорённость, содержавшуюся в статье 1-й советско-польского договора, и явную ошибку, допущенную Оболенским при определении принадлежности Виленщины, удалось исправить.
«Я считаю необходимым подчеркнуть, – отметил Чичерин в ноте, направленной правительству Литвы 31 января 1921 года, – что заключённый в Риге 12 октября прелиминарный договор между Россией и Польшей отнюдь не отменяет русско-литовского договора от 12 июля и не прекращает его силы. Статья I прелиминарного договора между Россией и Украиной с одной стороны, и Польшей – с другой, постановляет, что вопрос о принадлежности к Польше или Литве спорных между ними территорий подлежит разрешению исключительно между Польшей и Литвой… Пока вопрос о принадлежности означенных территорий не разрешён путём договора между Литвой и Польшей в пользу последней, суверенная власть в городе Вильно и его районе принадлежит Литве».83
