«Оба государства считают необходимым объявить, что все общие обязательства, которые они впредь будут принимать на себя по отношению к другим государствам, могут обуславливаться лишь общностью интересов рабочих и крестьян, заключающих настоящий союзный договор республик, и что из самого факта прежней принадлежности территории Украинской Социалистической Советской Республики к бывшей Российской Империи для Украинской Социалистической Советской Республики не вытекает никаких обязательств по отношению к кому бы то ни было.114
Но главное, ни в этой, ни в других статьях данного договора не содержалась сакраментальная фраза, с которой начинались все остальные соглашения России с национальными окраинами – с Эстонией, Литвой, Латвией, за исключением Азербайджана: «Россия безоговорочно признаёт самостоятельность и независимость…», без чего невозможен был юридически союз двух государств, к которому так стремился Чичерин.
Совершенно иначе шла подготовка заключения такого же договора с Социалистической Советской Республикой Белоруссией (ССРБ). Единственным, но весьма серьёзным препятствием для него оказалось значительное уменьшение территории Белоруссии, вызванное условиями Рижского мира. Под властью Польши оказались вся Гродненская, южная часть Виленской, западная – Минской губерний. Шести уездов (повятов) последней было явно недостаточно для существования ССРБ, даже и в том случае, если бы она вошла в состав РСФСР. И потому первый секретарь ЦК КПБ В.Г. Кнорин обратился к Политбюро с просьбой, уже поддержанной Наркомнацем, о присоединении к ССРБ полностью (или хотя бы частично) соседних губерний – Витебской и Могилёвской.
5 ноября последовало уклончивое решение: «Просить Наркомнац и ЦК КПБ (о желательности увеличения Белоруссии) представить в ЦК свой точно мотивированный отзыв с изложением всех оттенков /так в тексте – Ю.Ж./, которые существуют в Белоруссии по данному вопросу».115
Первой оказалась оценка проблемы, неожиданно поступившая оттуда, откуда её не ожидали. «Комиссия Наркоминдела, – в тот же день писал Чичерин, – находит нежелательным присоединение к территории Белоруссии какой-либо части Витебской или Могилёвской губерний. Мы ещё не знаем, через какие перипетии может пройти судьба Белоруссии, и увеличивать заранее эту территорию, которая через эти перипетии будет проходить, было бы крайне неосмотрительно».116
Нежелание откликнуться на вполне разумную и обоснованную просьбу товарищей по партии можно было ожидать от кого угодно, но только не от Чичерина. Ведь не кто иной, как именно он, призванный на своём посту защищать интересы страны, отстаивать её целостность, весь 1920 год только и делал, что с готовностью отдавал российские земли Эстонии, Латвии, Польше, хотя и мог того не делать. И вот теперь – решительный отказ всего лишь изменить, фактически, административную подчинённость нескольких уездов. Но оказалось, на то у Чичерина имелись шаткие, но всё же основания.
В последние месяцы к нему регулярно поступала информация о возможных намерениях Варшавы. Она, мол, намеревалась предоставить призрачную, чисто номинальную независимость той части Белоруссии, которую захватила и удерживала, заодно признав правительство Белорусской Народной Республики в изгнании, возглавляемое Ластовским. Поступить так, лишь бы воспрепятствовать столь же проблематичному союзу его с Каунасом, всё ещё находившимся с Польшей в состоянии войны.117 О том Чичерина уведомляли и работники НКИДа – Я.Х. Давтян, В.Л. Лоренц и сам Ластовский.
Поступившие в ЦК немногочисленные отзывы 17 ноября обсудили на совещании, которое отвергло поддержку Наркомнаца и согласилось с более чем странными опасениями Наркоминдела. А потому на следующий день политбюро отвергло просьбу ЦК КПБ.118 Тем не менее, коммунисты Белоруссии, собравшиеся на свой III съезд, не затаили обиды. 25 ноября утвердили резолюцию, повторившую то, что уже не раз провозглашали в Минске: «Белоруссия, будучи Социалистической Советской Республикой, одновременно является составной частью РСФСР, и все органы в области общих мероприятий должны быть подчинены соответствующим комиссариатам РСФСР, но иметь определённую свободу в деле решения вопросов местной жизни». 119
Однако такое искреннее желание наталкивалось на бюрократические препоны в Москве. О том почему-то Чичерину поведал приехавший в столицу председатель ЦИК и СНК ССРБ А.Г. Червяков. И нарком (видимо, испытывая чувство вины за отказ поддержать просьбу расширить территорию соседней республики) взял на себя миссию воздействовать на Политбюро в том вопросе, который вполне мог разрешиться ещё одним международным договором.
«Когда белорусы обращаются в наши учреждения, – сообщал Чичерин со слов Червякова, – им отвечают, что ничего не могут для них сделать потому, что они – другое государство. В самой Белоруссии в крестьянских массах значительно выросло самостийное течение, и для того, чтобы с ним иметь дело, необходима ясность положения.
Тов. Червяков находит вполне целесообразным применить к Белоруссии туже систему, которая имеется у нас по отношению к Украине. Мы должны пойти навстречу самостийному течению в Белоруссии, так как в противном случае другие им овладеют…
На будущее время надо установить относительно Белоруссии те же отношения, как относительно Украины, но только ввиду того, что Белоруссия представляет только несколько уездов, а не двенадцать губерний, как Украина, аппарат должен быть менее сложным. В Харькове имеются постоянные представители московских комиссариатов, в Минске было бы достаточно временных наездов представителей Москвы.
Выработку договора с Белоруссией надо предоставить Федеральной комиссии с Каменевым во главе, с участием НКИДаи Белорусского СНК».
И снова предложение Чичерина нашло и понимание, и полную поддержку руководства. Ленин, прочитав записку, так сформулировал своё мнение: «Т. Крестинскому Предлагаю Каменеву (+ Сталин) и его комиссии дать формальное поручение от Политбюро с записью в протоколе. Червякову поручить спешно выработку проекта детального письма ЦК РКП о Белоруссии и декрета СНК о том же (тайно)».
К ленинской резолюции Крестинский добавил: «Я присоединяюсь к предложению Ленина с тем, что проект письма и декрета, если т. Червяков уехал, был возложен на того же Каменева, а потом послать на заключение ЦК Белоруссии (Червяков, Кнорин и я)». Остальные члены Политбюро – Троцкий, Сталин, Каменев – против высказанных предложений возражать не стали.120
В тот же день последовало предусмотренное формальное решение Политбюро по Белоруссии,121 а уже 16 января заместитель наркома по иностранным делам Л.М. Карахан и заместитель председателя ЦИК и СНК ССРБ И.А. Адамович подписали очередной «союзный рабоче-крестьянский договор». Документ предельно стандартный, ни в малейшей степени не отличавшийся оттого, который уже имелся у РСФСР с УССР. О заключении «военного и хозяйственного союза», об образовании тех же семи объединённых Наркоматов – военных дел, ВСНХ, внешней торговли, финансов, труда, путей сообщения, почт и телеграфа. И включавший всё туже шестую статью, превращавшую союз государств в федерацию:
