Доказывала то характеристика населения не только РСФСР, но и «связанных с ней советских республик» (как неделимого целого). Состоящего из 115 миллионов жителей Центральной России, Белоруссии, Украины и некоторой части Азербайджана, Армении (которые «прошли в той или иной степени период промышленного капитализма») и 25 миллионов, «сохранявших в большинстве случаев скотоводческое хозяйство и патриархально-родовой быт». Вот последним создание федерации и должно было помочь:
«а) развить и укрепить у себя советскую государственность в формах, соответствующих национальному облику этих народов;
б) поставить у себя действующие на родном языке суд, администрацию, органы хозяйства, органы власти, составленные из людей местных, знающих быт и психологию местного населения;
в) развить у себя прессу, школу, театр, клубное дело и вообще культурно-просветительные учреждения на родном языке».
Так, чуть ли не слово в слово, повторил все требования, которые выдвигали в Эстонии и Латвии, на Украине и в Грузии ещё весной 1917 года, ставили их перед Временным правительством, как не влияющие на целостность страны. Требования всего лишь буржуазной революции. Но на этом длительном и нелёгком культуртрегерском пути Сталин сумел разглядеть два очень опасных подводных камня. Два уклона, которые избежать очень трудно.
«С одной стороны, – писал Сталин, – работающие на окраинах великорусские коммунисты, выросшие в условиях существования «державной» нации и не знавшие национального гнёта, нередко преуменьшают значение национальных особенностей в партийной работе, либо вовсе не считаются с ними, не учитывают в своей работе особенностей классового строения, культуры, быта исторического прошлого данной нации… Это обстоятельство ведёт к уклону от коммунизма в сторону великодержавности, колонизаторства, великорусского шовинизма.
С другой стороны, коммунисты из местного коренного населения, пережившие тяжёлый период национального гнёта и не вполне ещё освободившиеся от призраков последнего, нередко преувеличивают значение национальных особенностей, либо просто смешивают интересы трудящихся данной нации с «общенациональными» интересами той же нации, не умея выделить первые из последних». А потому и предложил съезду решительно осудить оба уклона.
Собственно, эта мысль для Сталина была не нова. Он уже высказал её месяцем ранее, на совещании коммунистов тюркских народов РСФСР. Правда, тогда оценил как наибольшую угрозу только один уклон – национальный 44. (Действительно, борьба именно с ним оказалась наиболее сложной, длительной. Велась вплоть до начала 30-х годов, и не только идеологически. Вынудила применить силу – ОГПУ, пограничные войска).
И всё же, Сталин ни словом не обмолвился о самом главном. На каких условиях советские республики должны воссоединиться. Станут ли независимые – автономными в составе РСФСР или приобретут какой-либо иной, более высокий статус. Не упомянул и об ином, столь же конфликтном. О взаимоприемлемом установлении границ, пусть даже и административных, а не государственных. Вполне возможно, все эти вопросы, как и усиление серьёзности «великорусского» уклона, произошли только из-за того, что редакторами тезисов оказались Ленин и Бухарин, настоявшие на собственном видении решения проблемы.45
…Между тем, буря, порождённая резким столкновением принципиальных позиций (прежде всего, Рудзутака и Троцкого), продолжала бушевать, шириться, захватывая всё больше и больше партийные массы. Раскалывая и ЦК, и Политбюро. Только потому не стало удивительным, что тезисы Сталина заинтересовали (если судить по публикациям откликов) только одного человека, никогда прежде не проявлявшего интереса к национальному вопросу – Г.В. Чичерина, наркома по иностранным делам. Чьи размышления, названные «Против тезисов тов. Сталина», и опубликовала газета «Правда» в трёх номерах, «подвалами».
То, что именно Чичерин первым выступил с критикой тезисов Сталина, оказалось далеко не случайным. Ведь к тому времени руководимое им внешнеполитическое ведомство проделало весьма необычную и довольно заметную эволюцию. Круто поменяло свои ориентиры, стало наиболее рьяным защитником международного признания всех советских республик, делало для того всё возможное. Продемонстрировало смену своей политики совсем недавно, во второй половине 1920 года.
Ещё 12 июля замнаркома иностранных дел А.А. Иоффе, член ВЦИК Ю.Ю. Мархлевский и ответственный сотрудник НКИД Л.Л. Оболенский подписали мирный договор с Литвой. В нём же, среди остального, определялась и государственная граница двух стран. Но – Литвы с РСФСР, а не с Белоруссией. О последней, провозгласившей свою независимость 30 декабря 1918 года, просто не упоминалось.
Месяц спустя, 13 августа, под договором о перемирии с Финляндией от имени Советской России поставили свои подписи Я.А. Беренс (до того – полпред в Швейцарии), П.М. Керженцев (назначенный вскоре полпредом в Швецию), и Н.С. Тихменев (направленный полпредом в Гельсингфорс). Определили лишь условия прекращения боевых действий и вызывающие споры участки границы.
Наконец, в «Основных положениях мира с Польшей», представленных 17 августа на переговорах в Минске сотрудником НКИД К.Х. Данишевским, декларировалось признание Советской Россией только «независимости и самостоятельности Польской Республики», и никакой иной страны.
На том чисто российская линия на международных переговорах, без какого-либо требования или одобрения со стороны Политбюро, неожиданно пресеклась. Начиная с осени, Наркоминдел (кто бы его теперь ни представлял на переговорах) старался любым способом включить в текст договоров упоминание о независимости какой-либо советской республики либо о создании автономии.
Первым примером тому стал «Договор о перемирии и прелиминарных условиях между РСФСР и УССР с одной стороны, и Польшей – с другой», подписанный в Риге 12 октября. Его содержание нисколько не напоминало «Основные положения», даже изрядно противоречило им. Во-первых, мир заключала не одна только РСФСР, с которой Польша и вела войну в союзе с петлюровской Украинской Народной Республикой, а ещё и УССР. Во-вторых, чрезвычайно важный документ уже первой своей статьёй устанавливал: «Обе /выделено мной – Ю.Ж./ договаривающиеся страны /Советская Россия и Польша! – Ю.Ж./, согласно принципу самоопределения народов, признают независимость Украины и Белоруссии». Тем самым, суверенитет последних делался истинной причиной вооружённого конфликта.
Следующим шагом в сторону от прежней линии стал договор с Финляндией, заключённый в Юрьеве (Тарту) 14 октября. Он, в противоречии со всеми нормами международного права, зафиксировал открытое вмешательство во внутренние дела РСФСР. В статье 10-й, толкующей о возвращении финнами Репольской и Поросозёрской волостей в состав России, отмечалось, что они войдут в состав «Восточно-Карельской автономной области, образованной карельским населением Архангельской и Олонецкой губерний» – под таким названием создавалась поначалу Карельская Трудовая Коммуна.
Вольно или невольно, но допустил НКИД и ещё одну непростительную вольность. Загодя не предотвратил подписание 14 февраля 1921 года мирного договора между УССР и Литвой, статья 2-я которого подтверждала: правительства обеих стран «безоговорочно признают друг друга самостоятельными, независимыми и суверенными государствами». Этот документ от имени Советской Украины скрепили члены Всеукраинского ЦИКа Ф.Я. Кон и Ю.М. Коцюбинский.
