И снова Политбюро уклонилось от решения. Поручило члену Оргбюро и секретарю ЦК Преображенскому во время его поездки в Харьков (если таковая вообще состоится) «внести ясность в этот вопрос с точки зрения равноправия великорусского языка».13 Ведь если бы была сразу же удовлетворена вполне законная просьба, то такого же рода обращения непременно начали бы поступать и из других районов Украины, Компартия которой вскоре оказалась бы без украинского пролетариата.
Все подобного рода трения между двумя республиками не могли не сказаться на «выработке основ федеральной Конституции». На выполнении задания, порученного Политбюро одновременно с утверждением «Тезисов» ЦК КП(б)У комиссии Каменева, Крестинского и Раковского. За два последующих года никто из них так и не вспомнил о важном поручении. Даже Раковский, его инициатор.
Более стремительно разногласия между Харьковым и Москвой стали разрастаться с января 1922 года. С того момента, когда зашла речь об общей для всех советских республик, а также Бухары, Хорезма и ДВР, делегации на Международную конференцию в Генуе. Тогда-то и выяснилось, что Чичерин, рекомендовавший Политбюро в феврале 1920 года назначить Раковского по совместительству наркомом по иностранным делам УССР, но без соответствующего наркоматовского аппарата,14 изрядно просчитался. Он предполагал, что украинский премьер не воспримет дополнительную должность всерьёз. Станет использовать её только в редчайших случаях. Скажем, в ходе переговоров с Польшей, и не более того. Однако Раковский уже вошёл во вкус власти. Возжелал самостоятельно решать вопросы не только внутренней жизни Украины, но и представлять её на международной арене. Повсюду, где сможет.
5 января 1922 года, когда об участии Советской России в работе грядущей Генуэзской конференции знал предельно ограниченный круг людей наивысшего ранга, в Политбюро поступил «протест» ЦК КП(б)У, вызванный тем, что «их» Раковский не вошёл в состав делегации, направляемой в Италию.15 Москве не оставалось ничего иного, как срочно ввести наркома по иностранным делам УССР в число тех, кто должен был отстаивать общие советские интересы.
Между тем, сам Раковский в тот момент находился, и вполне легально, в Праге. В столице Чехословакии, с которой ещё не были установлены дипломатические отношения (соглашение о том последовало только в июле того же года). Вёл там переговоры с неким лицом, представившимся «лидером закарпатских украинцев» (русинов). Заявившим, что, якобы. Чехословакия намерена поддержать РСФСР при вторжении петлюровских отрядов, что ожидается ближайшей весной. Правда, не уточнившим, каким же образом такая помощь будет оказана, если у двух стран отсутствует общая граница. Кроме того, так и не названный в документе «лидер» присовокупил: «С точки зрения Карпатской Руси, всякое правительство России заслуживает поддержки, поскольку оно есть правительство национального объединения… Вся политика Карпатской Руси сводится исключительно к стремлению воссоединения с Россией».16
Столь обнадёживающая информация, которой советскому руководству очень хотелось верить, заставила смириться и с пребыванием Раковского в Праге, и с установлением им весьма сомнительных контактов. И всё же, прежде более чем благожелательное отношение к украинскому премьеру сохранялось лишь до середины января. До приезда его в Москву.
Оказавшись в российской столице, Раковский тут же направил в ЦК, на имя нового секретаря В.М. Молотова, записку. А в ней подверг жесточайшей критике предложение Чичерина, с которым успел познакомиться как член генуэзской делегации.
«Представленный тов. Чичериным проект соглашения, – отмечал Раковский, – между советскими республиками «объединения внешней политики» в случае принятия явится величайшей политической ошибкой. В этом проекте имеется прямое «подчинение» внешней политики советских республик Наркоминделу, который один будет представлять все республики во всех отношениях, за границей будет заключать договоры, торговые, политические и другие, будет решать вопросы об их границах, об их отношениях с иностранцами и проч. Я считаю этот проект ошибкой по следующим причинам:
1. Формально он является отменой существующих договоров между РСФСР и союзными республиками… 2. Это соглашение идёт вразрез с той линией по национальному вопросу, которая в течение четырёх лет проводилась Центральным Комитетом».17
У всех читателей записки (а ими непременно должны были стать, помимо Молотова, члены и кандидаты в члены Политбюро, члены Оргбюро, секретари ЦК и, разумеется, Чичерин) должно было сложиться впечатление, что Раковский напрочь забыл о собственной прежней позиции, о своих прежних взглядах.
Забыл о достаточно важной детали содержания «Тезисов», направленных Ленину два года назад – «естественно, намечается объединение Народных комиссариатов по иностранным делам». Забыл о совсем недавнем, о двух постановлениях Политбюро – а они для большевика Раковского имели силу приказа – от 8 декабря 1921 года, то есть всего полтора месяца назад, введших фактический контроль российского Наркоминдела за внешнеполитической деятельностью Украины, да и не только её:
«Признать как не подлежащее нарушению правило, что союзные советские республики не могут заключать никаких договоров без предварительного соглашения с НКИД РСФСР». «Признать, что все представители союзных советских республик за границей подчиняются полпреду РСФСР. В случае расхождений должны выполняться решения полпреда РСФСР с перенесением вопроса в Москву для согласования центральными ведомствами заинтересованных республик».18
Забыл Раковский и о том, что в соответствии с им же подписанным союзным договором УССР и РСФСР, Наркомат внешней торговли стал объединённым. И ещё почему-то не припомнил фразы из «Тезисов», являвшихся в немалой степени результатом именно его творчества – «Выдвигание национального вопроса во главу угла борьбы против Коммунистической партии – является… попыткой сорвать или затруднить установление пролетарской диктатуры».
Видимо, ощутив, что изрядно зарвался в своей критике, Раковский попытался несколько смягчить свою позицию. «Я думаю даже, – продолжил он, – что необходим общий федеральный орган по иностранным делам». Но тут же оговорился: «К этому вопросу нужно подходить со всей должной серьёзностью и сконструироваться так, чтобы не имелось протеста на автоматическое распространение власти Наркоминдела /РСФСР – Ю.Ж./.19 Без сомнения, подразумевал собственный, уже делаемый протест.
Вообще-то Чичерину следовало обидеться на столь непоследовательного, беспринципного товарища по партии и коллегу по работе. Вместо того он попытался если не взять Раковского прямо под защиту, то хотя бы использовать его филиппику, чтобы напомнить членам Политбюро о своём (не столь уж давнем) предложении. В письме от 28 января, направленном Сталину (с ним отнюдь не по собственной воле, а по указанию Политбюро формировал делегацию в Геную), предложил паллиативное решение проблемы: «Поставить во главе всех /НКИДов – Ю.Ж./ настоящий федеральный Наркоминдел».20 Высказывая, правда, такое вполне справедливое мнение, забыл, что подобные задачи самостоятельно, в отрыве от других, схожих, решить невозможно.
