Но главное зло заключается не в том, что в Закавказье образуются три национальные сатрапии. Главное зло – в том, что под руководством Жордания /председатель Краевого Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, грузинский меньшевик – Ю.Ж./ и КО Закавказье в эту критическую минуту практически реально, пусть временно – как они говорят, – но отложилось от революционной России».50
Не удовлетворившись такой провидческой оценкой событий, две недели спустя Шаумян продолжал развивать эту мысль в новой статье. «Злейшим врагом революции на Кавказе, – напоминал он читателям, – всегда был и останется национализм. Стихийный национализм мусульман и организованный национализм армян привели в 1905 году к кровавой армяно-татарской резне… Тот же национализм играет злую шутку с кавказскими народами и сейчас, в революции 1917 года. Националистический курс, взятый тремя крупнейшими партиями Закавказья, приводит с первых же шагов к самым печальным последствиям. Стремление обособиться и самоопределиться по национальностям, попытки разграничить национальные территории, создание своих национальных полков – всё это совершается в атмосфере обостряющейся классовой борьбы и в присутствии полумиллионной русской армии на Кавказе, которая вдали от родины в течение трёх лет вела войну, защищая интересы этих самых национальностей…
Самым печальным последствием кавказского национализма является дезорганизация фронта. Пока мир ещё не заключён, естественно, что войска должны ещё охранять фронт, но при созданной кавказскими националистами атмосфере есть ли силы, которые могли бы удержать русские войска на своих позициях?»
Шаумян не только предупредил народы края о тех последствиях, которые их очень скоро могут ожидать. Он и выдвинул обвинение: «Застрельщиками сепаратистской и националистической политики на этот раз, в 1917 году, явились на Кавказе меньшевики, открыто ставшие Грузинской Национальной партией. Не старые националисты-дашнакцатаны, а они первыми выставили требование национально-территориальной автономии Грузии. Они были инициаторами в создании национальных полков. И главная историческая ответственность за все печальные последствия этой политики падает, естественно, на головы Жордания, Гегечкори и КО. От этой ответственности им не уйти, и никакого оправдания для них не существует».51
Шаумян нисколько не ошибся в своём безрадостном прогнозе.
Закавказский комиссариат 1(14) января 1918 года заменил Пржевальского (на посту командующего Кавказской армией) генерал лейтенантом И.З. Одишелидзе. А 6(19) января ни кто иной, как Н. Жордания подписал откровенно провокационную телеграмму: «Краевой центр Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов постановил предложить всем Советам принять меры к отобранию оружия у отходящих частей, и о каждом случае доводить до сведения Краевого центра».52
Результатом стало то, чего и следовало ожидать. 8(22) января на железнодорожной станции Шамхор – неподалёку от Елисаветполя, только что переименованного в Гянджу, произошла кровавая бойня. Столкновение, заставившее русских солдат окончательно забыть о воинском долге, отказаться от дальнейшего пребывания на Кавказском фронте.
Грузинский вооружённый отряд штаб-ротмистра Абхазавы прибыл на бронепоезде в Шамхор и попытался разоружить десять воинских эшелонов, ожидавших отправки на Баку. Солдаты отказались выполнить незаконное требование, и в завязавшемся бою уничтожили бронепоезд. При этом случайным снарядом грузинского орудия было подожжено нефтехранилище. Огонь перекинулся на вагоны, уничтожив несколько составов. Разгневанные солдаты начали расстреливать всё вокруг, включая и окрестные азербайджанские сёла. Тогда к месту боя прибыло мусульманское ополчение, направленное в Шамхор Гянджинским Национальным комитетом. Когда три дня спустя сражение кончилось, на железнодорожных путях лежало две тысячи трупов…
Закавказский комиссариат, по собственной вине оказавшийся без прикрытия с фронта, так и не успевший создать хотя бы подобие собственной армии, вынужден был продолжить переговоры о мире с турецким командованием. Благо, в Тифлис поступило новое послание Вехиб-паши. В нём же, со ссылкой на мнение главкома вооружённых сил Турции Энвер-паши, содержался весьма польстивший комиссариату вопрос – «Каким путём будет возможно восстановить отношения с независимым Кавказским правительством?/выделено мной – Ю.Ж./».53
Чтобы усилить свой политический вес, Закавказский комиссариат решил пригласить на предстоящие переговоры представителей других, отказывавшихся подчиняться Совнаркому регионов.
Так, комиссар продовольствия Тер-Газарян открыто заявил: «Нам необходимо сговориться с Украиной, и тогда заключённый нами мир примет вся Россия». Его поддержал приглашённый на совещание генерал Лебединский. Отметил, что «чем больше автономных правительств примут участие в предоставлении Закавказью полномочий, тем дело мира будет прочнее». 54 Однако все попытки привлечь и Генеральный секретариат Рады, и руководство Юго-Восточного союза, и Кубанского, Терского казачьих войск оказались безуспешными. Лишь привели к униженной просьбе, обращенной 15(28) января к Вехиб-паше, – отсрочить встречу натри недели.55
Тем временем комиссариат спешно попытался оформить некое подобие собственной государственности. И для того 10(23) февраля созвал в Тифлисе обещанный декларацией сейм – из избранных в Учредительное собрание депутатов от края и Кавказской армии, которой практически уже не существовало. Председателем (с правами президента) единодушно утвердили Н.С. Чхеидзе – одного из лидеров Общероссийской партии меньшевиков, в 1917 году – сначала члена Временного комитета Государственной Думы, а затем председателя Петросовета, председателя ВЦИК первого созыва.
13(26) февраля сейм, поддержав все предложения Гегечкори, принял решение, сводящееся к главному: мы «ставим себе задачей заключить окончательный мир с Турцией. В основание заключённого мирного договора должно лечь восстановление государственной границы России с Турцией, существовавшей к моменту объявления войны в 1914 году». И такую цель, явно стремясь заручиться поддержкой представителей партии Дашнакцутюн, дополнили еще одной: делегация Закавказья станет добиваться «права на самоопределение для Восточной Анатолии, в частности, автономии Турецкой Армении в рамках турецкой государственности».56
Последний пункт (как тему предстоящих переговоров) премьеру и сейму пришлось внести отнюдь не по своей воле. Совнарком, определяя задачи для своей делегации в Брест-Литовске, не мог обойти вниманием судьбу северо-восточной Турции, занятой русскими войсками в первой половине 1916 года. Той самой территории, где несомненное большинство коренного населения составляли армяне, проживавшие помимо того ещё и в России – в Карсской области и Эриванской губернии. Именно поэтому 29 декабря (11 января) советское правительство утвердило декрет, предложенный Сталиным и написанный им совместно с другим наркомом, почт и телеграфа, – левым эсером Н.П. Прошьяном. Декрет «О Турецкой Армении», оказавшийся весьма эффективным даже просто как пропагандистский акт:
«Совет Народных Комиссаров объявляет армянскому народу что рабочее и крестьянское правительство России поддерживает право армян оккупированной Россией «Турецкой Армении» на свободное самоопределение вплоть до полной независимости. Совет Народных Комиссаров считает, что осуществление этого права возможно лишь при условии ряда предварительных гарантий, абсолютно необходимых для свободного референдума армянского народа.
