Ради борьбы с Москвой заключившего договоры о боевом союзе с Комитетом членов Учредительного собрания (Кому-чем) и Временным сибирским правительством, участвовавшего в создании пришедшего на смену им Временного Всероссийского правительства (Уфимской Директории). Тогда же глава башкирского националистического движения, бывший учитель медресе Ахмет Заки Валидов присвоил себе звание генерал-лейтенанта и начал формировать Башкирскую дивизию. Соединение, получившее известность лишь борьбой с красными партизанскими отрядами рабочих Южного Урала, возглавляемых В.К. Блюхером.
Колчак, совершив в Омске 18 ноября 1918 года кровавый переворот, отказался признавать право башкир на самоуправление, тем более – на обладание собственными вооружёнными силами. Немедленно передал те под командование генерал-лейтенанта И.А. Дутова, атамана Оренбургского казачьего войска.
Такой поворот событий обескуражил Валидова и вынудил повести двойную игру. Не порывая ещё открыто с Колчаком, искать поддержку у вчерашних непримиримых врагов. 26 января 1919 года к Б.М. Нимвицкому, председателю Уфимского губернского ревкома, направил Халикова. Поручил ему любой ценой, даже признав Советскую власть, во что бы то ни стало сохранить Башкирскую дивизию.
Получив информацию о начавшихся переговорах, Ленин и Сталин тут же отправили в Уфу телеграмму, спустя десять дней вполне преднамеренно, как важный пропагандистский материал, опубликованную в ведомственном издании «Жизнь национальностей».
«Предлагаем, – указывалось в ней, – не отталкивать Халикова, согласиться на соглашение при условии создания фронта с башкирскими полками против Колчака. Со стороны Советской власти, гарантия национальной свободы башкир – полная. Конечно, необходимо, наряду с этим, строжайше отсечь контрреволюционные элементы башкирского населения /то есть Валидова и членов его правительства – Ю.Ж./ и добиться фактического контроля за пролетарской надёжностью башкирских войск».27
Но именно последняя оговорка и затянула переговоры, ведение которых перешло к членам Реввоенсоветов Восточного фронта С.И. Гусеву и 5-й армии – В.М. Смирнову, а также к члену коллегии Наркомата по делам национальностей Мирсаиду Султан-Галиеву. К тем, кто стремился только к одному – использовать башкирские полки для пополнения частей Красной Армии. Не более того.
Недовольный происходившим, Валидов 26 февраля связался по прямому проводу со Сталиным. «Советская власть, – начал он с жалобы, – должна была утвердить нашу Башкирскую Советскую Республику и оставить нашу Башкирскую дивизию в целости, под общим советским командованием, на общих основаниях. Но теперь договор этот /Валидов явно поспешил – до заключения соглашения ещё было далеко – Ю.Ж./ не исполняется, несмотря на искреннее желание башкирских солдат драться с контрреволюционерами и империалистами совместно с Красной Армией. Наша дивизия расформировывается, полки направляются на пополнение существующих советских полков». И добавил самое главное: «Расформирование башкирского войска – удар по нашим политическим и национально-социальным завоеваниям».
Причину того, почему же он так цепляется лишь за одно (за целостность Башкирской дивизии), Валидов не скрывал. Национальные полки необходимы ему для сохранения прежней власти в крае, пусть и называемом Советской Республикой. Власти откровенно националистической, антирусской.
«Башкирская Республика, – признавался Валидов, – без вооружённых сил, в глазах эксплуататоров – царских переселенцев /то есть русских крестьян – Ю.Ж./, ожидающих с нетерпением Красную Армию как национальную силу русского народа. – есть фикция. Переселенцы перестанут смотреть на голодных, забитых башкир как на равноправных. Отныне переселенцы– кулаки-победители, башкиры – военнопленные рабы. Молодые переселенцы, сыновья кулаков-душителей башкирской бедноты, с необыкновенным азартом записываются в Красную Армию добровольцами только для того, чтобы поиздеваться над башкирской беднотой зато, что последняя, хотя в весьма невыгодных и неблагоприятных условиях, пыталась взять всё дело в свои руки».
Демагогически противопоставляя русских (разумеется, поголовно всех – кулаков) «бедным», «забитым», «голодным» башкирам, Валидов позволил себе и шантаж, хотя и в довольно мягкой форме. «Башкирское войско, – продолжал он, – которое по нашим данным должно было состоять из пяти-десяти тысяч штыков, составляет гордость не только башкир. Им гордились, на него направляли свои взоры угнетённые киргизский /казахский – Ю.Ж./ и туркестанский /узбекский – Ю.Ж./ народы, ибо мы решили было составить с ними одну республику в составе Советской России».
Словом, предлагал: либо сохранить Башкирскую дивизию, либо открыть новый, дополнительный к колчаковскому, фронт. С объединёнными народами Южного Урала и Туркестана, готовыми выступить как третья сила Гражданской войны. Только потому и напомнил Валидов о недавнем союзе и с Временным Всероссийским правительством, и с Колчаком. «Всем должно быть известно, – нагло извращал он факты, – что борьба башкирской бедноты с Красной Армией является лишь одним из этапов участия башкирского пролетариата в борьбе всемирного пролетариата за свои права. За это молодые башкирские деятели /националисты – Ю.Ж./ не будут осуждены. Они, пользуясь моментом, создали силу, которую они, порвав связь с Дутовым и Колчаком, давно уже искали повод соединить с другими силами демократии».
Не довольствуясь столь прозрачными намёками, Валидов заявил: «Реформирование (башкирского) войска есть уничтожение его национальной цельности, его самобытности, его языка и нрава… Я, от имени башкирского народа и башкирской молодёжи, от всей глубины души протестую против расформирования Башкирской дивизии. Мы отказываемся проводить в жизнь Башкирскую Советскую Республику, если войска не будет… До поездки в Москву и личных с вами переговоров необходимо дать народу и солдатам пояснение – признаёт ли Советская власть нашу автономию и сохранит ли наши войска. Киргизы тоже имеют свои полки, я говорю отчасти и от их имени. Они, в случае удовлетворения национальных нужд, готовы последовать за нами».
Так повторялось всё, что уже происходило в 1917 году. И противопоставление коренного населения пришельцам-русским. И требование автономии, вернее, местного самоуправления, практически независимого от центра. И желание обязательно иметь собственные вооружённые силы, которые и обеспечат все остальные требования.
Но если об учреждении Башкирской Автономной Республики Сталин ещё мог вести переговоры, то вопрос о том, быть или не быть отдельной Башкирской дивизии, выходил за рамки его полномочий. Потому и предложил он Валидову: «Было бы хорошо выехать Вам в Москву немедленно и здесь разрешить недоуменные вопросы. Штабу /Восточного фронта – Ю.Ж./ даны директивы, но, возможно, что он проводит их в рамках военной целесообразности, не очень считаясь с национальными нуждами башкир». А двумя днями позже повторил свой ответ: «Отчёт Востфронта в связи с башкирами затрагивает ряд вопросов, о которых распространяться в депеше не стоит. Прошу ускорить приезд в Москву для решения недоуменных вопросов при личных переговорах».28
Когда же Валидов добрался до Москвы, все проблемы разрешились как бы сами собой. 4 марта войска Колчака, используя более чем двукратное превосходство в силах и средствах, перешли в наступление сразу по двум направлениям. Главный удар наносила Западная армия генерала М.В. Ханжина в направлении Уфа – Самара, а вспомогательный – Сибирская армия чешского генерала Р. Гайды, на Ижевск и далее на Казань. Всего за десять дней им удалось занять Уфу, Белебей, Стерлитамак, Орск, Актюбинск. Тем не только прервать связь Красной Армии с Туркестаном, но и создать возможность выхода к Волге и соединения там с силами Деникина, также начавших наступление.
