Ярославский аэроклуб круто изменил его судьбу.
В 1938 году был призван в армию, попал в Сталинградское военное авиаучилище летчиков. Уже тогда приметил кряжистого лихого казака — Здоровцева. В увольнениях в одной компании гуляли по городу, со вздохом поглядывая на витрины с разными яствами и дружно собирая курсантские копейки на два-три стакана морса. За распитие более крепких напитков, даже пива, из училища беспощадно исключали.
У города Сталинграда было тогда, как писали газетчики, «молодое лицо». На строительство первых гигантов тракторной, металлургической, нефтеперерабатывающей индустрии съезжались веселые парни и девчата со всех уголков страны. Вдоль берега широченной здесь Волги возводились быстро и споро заводы, дома культуры, жилые дома, высаживались тысячи деревьев и цветов. Курсанты вносили свою лепту в озеленение города на воскресниках. И никто не знал, что всю эту рукотворную красоту всего через два года враг превратит в обугленные руины.
* * *
Они летали в 158-м истребительном авиаполку на И-16. И это обстоятельство более менее объясняло фашистским психоаналитикам причины их сознательной, смертельно опасной для них сшибки с превосходящими их «ишачок» по летно-техническим характеристикам самолетами противника.
Хаяли «ишачка» авиатеоретики за «недостаточную статистическую устойчивость в воздухе», длительный, в сравнении с «мессерами», вираж — 15 секунд, ухудшающий маневренность, за слабое вооружение, объясняя неудачи атак на И-16 избитой фразой: «Пули винтовочного калибра пулеметов ШКАС не принесли серьезного вреда самолету врага».
Но как совместить эти объяснения с мнением английского военного историка Роберта Джексона, высказанным в книге «Красные соколы»: «Хотя немецкие истребители Me-109 и Me-110 обладали более высокой скоростью, чем И-16 и И-153, советские летчики умело использовали лучшую маневренность своих самолетов на виражах. Когда русский пилот оказывался в трудном положении в воздушной схватке, он закладывал крутой вираж и на полной скорости устремлялся на ближайший «мессершмигг». Эта тактика обычно срабатывала, и немецкие асы резко выходили из боя».
Как совместить утверждение о плохом вооружении с ходящей в летной среде байкой («Чистая правда!» — клянутся и сегодня ветераны), что в кабинете Гитлера стоял ШКАС — в напоминание немецким авиаконструкторам, что такого скорострельного пулемета они так и не придумали!
В самом деле, ШКАС (Шпитальный и Комаровский, автоматический скорострельный), созданный по подобию знаменитой русской трехлинейки, делал 1800 выстрелов в минуту! При меткости пилота поражение врага было предсказуемым! А после установки на борту последних модификаций И-16 пушки и даже PC (реактивных снарядов) — тем более! Но не забудем: во-первых, деревянный «ишачок» легко загорался от попадания пули, и, во-вторых, при скорострельности «шкасов» летчик в пылу боя мог быстро расстрелять боезапас.
Именно в такую передрягу и попали азартные Здоровцев и Жуков — расстреляли патроны и пошли на таран.
А вот у Харитонова была другая, от него не зависящая причина — заклинило саму пулеметную установку.
После того таранного боя 28 июня, выпрыгнув из кабины после приземления на поврежденном самолете, он попал в объятия друзей, потом — на доклад к командиру, где объяснил причину тарана: «Расстрелял боезапас…»
А потом отвел в сторону оружейников и спросил:
— Кто готовил пулеметы? — И добавил совсем по-ребячьи (было-то ему всего 23 года!): — Вот ка-ак дам по шеям!
— Так ведь боеприпас кончился, командир! — опешили оружейники.
— Не боеприпасы! Это я вас прикрыл! Ну-ка, разберите пулеметы, разгильдяи! Чуть не угробили!
Петр оказался прав — не сработали «шкасы». Но узнавший о том командир полка не добился от Петра признания. Однако в оперативной сводке штаба ленинградских военно-воздушных сил осталось для истории вот это сообщение: «Летчик 158-го истребительного авиаполка Петр Харитонов, ведя воздушный бой с вражеским бомбардировщиком «Юнкерс-88» в районе юго-западнее Пскова, попал под огонь воздушного стрелка противника. Машина младшего лейтенанта Харитонова получила повреждения, отказали пулеметы. (Получается, вроде как от огня противника отказали. Такое объяснение придумали штабисты. — Л. Ж.) Тогда летчик подвел свой истребитель И-16 к хвосту бомбардировщика и воздушным винтом отрубил ему руль высоты. Лишившись управления, фашистский бомбардировщик врезался в землю. Харитонов дотянул до аэродрома и благополучно посадил свою поврежденную машину».
Петр Тимофеевич, единственный из трех первых кавалеров Золотой Звезды довоевавший до Победы, вспоминал в послевоенном интервью Н. Алексееву, однополчанину, ставшему журналистом: «Не патроны тогда у меня кончились, а пулеметы не стреляли!.. Да уж, ладно, слушай по порядку. Патрулирую я на «ишачке», вижу одиночный Ю-88. Вспомнил совет одного капитана из оперативного отдела: «Бей по наиболее уязвимым местам!» Атакую и прицеливаюсь по бензобаку. Но не стреляют мои пулеметы. И вдруг — что за черт! — противник, дымя, идет на снижение. Перезаряжаю пулеметы и снова атакую. Опять пулеметы молчат, а фашист все снижается, оставляя за хвостом полосу дыма. Догадался я, что включили они форсаж моторов, хотят обмануть меня, имитируют, будто подбит самолет и вот-вот рухнет. Ну, думаю, не на такого напали. Иду еще раз в атаку и вижу, что метрах в пятидесяти — семидесяти от меня выровнялся бомбардировщик и уходит туда, откуда пришел. Разозлился я страшно и решил таранить… Подобрался к хвосту «юнкерса». Расстояние сокращается с каждой секундой. Сбавил скорость, прикинул, куда ударить получше, и винтом обрубил ему рули глубины. Тут уж бомбардировщик действительно пошел к земле. Трое из экипажа сгорели, четвертый выбросился с парашютом, его в плен взяли. Он-то и показал: экипаж состоял из опытных асов, за бомбардировку городов Англии и Франции все имели Железные кресты. Ну, а я, как говорится, на родную землю без потерь приземлился. Многому меня научил этот бой, и прежде всего тому, чтобы хорошо проверить себя, готов ли ты к встрече с врагом.
— Но почему же тогда, в сорок первом, не рассказывал об этом?
— Знаешь ведь, какие были тогда доводы: «Наше оружие не должно отказывать в бою». Скажи, что пулеметы не стреляли, подорвешь веру в силу нашего оружия. А если разобраться — кто виноват? Виноват был разгильдяй, плохо подготовивший его к бою. Наложить бы взыскание на такого оружейника — другим предупреждение. Да я рассуждал примерно так: не все ли равно, как сбит фашист, важно, что сбит и никогда больше не будет угрожать Ленинграду».
* * *
О таране Степана Здоровцева поведал ленинградский журналист Н. Петров, восстановивший события по рассказам однополчан.
Утром 28 июня на боевое задание вылетало два звена «ястребков» — на юг, для прикрытия железной дороги, по которой двигались эшелоны с нашими войсками. Только скрылись из виду, как завыла сирена: тревога, приказ на вылет.
Набрав высоту, Степан увидел на горизонте три точки — к нашему аэродрому шла тройка «юнкерсов». Заметив «ишачка» Степана, сбросили бомбы, не доходя до летного поля, и легли на обратный курс.
