О неподдельном уважении фашистских асов к советским морским летчикам на Южном фронте осталось свидетельство в книге немецкого генерала Вальтера Швабедиссена «Сталинские соколы. Анализ действий советской авиации в 1941–1945 годах». В главе «Советские ВВС в 1941–1943 гг.», вспомнив о времени «сокрушительного поражения советских ВВС в 1941 году», он отмечает: «Ярким контрастом такому положению дел стали события, развернувшиеся на Кубани летом 1942 года, когда русские летчики, сосредоточенные в отборных авиационных частях, оказали яростное сопротивление авиации Германии.
Среди них находилась истребительная авиационная бригада военно-морского флота, которая выделялась хорошей работой штаба, упорством в нападении, выдающимися способностями и богатым опытом летного состава».
Но не было на Южном фронте «отборных авиационных частей»! Были обычные истребительные авиаполки Черноморского флота — 7-й, 62-й и другие, большинство летчиков которых приходило на фронт необстрелянными юнцами. Но вот святой самоотверженности, которая сильнее страха смерти, было у них неизмеримо больше, чем у врага, ведущего захватническую войну.
10 сентября 1942 года, когда нашим войскам под угрозой окружения пришлось отойти от Новороссийска к Геленджику, лишь одна из частей продолжала держать оборону восточного берега Цемесской бухты, огнем из глубоких траншей не давая врагу использовать порт в полную мощь.
До обидного мало памятников героям-таранщикам в нашей стране. Но именно здесь, на Кубани, у поселка Нижнебаканский на обелиске высечены имена десяти летчиков, тараном сбивших самолеты врага.
Нет, они не были смертниками, наши летчики в матросских тельняшках. Они очень любили жизнь. Их ждали матери, невесты, жены. У кого-то уже росли дети. И было им всего от двадцати до тридцати лет.
* * *
Если многие наши летчики решали для себя, что таран — это крайнее средство в безвыходной ситуации, то Михаил Борисов, по свидетельству однополчан, считал: при серьезном овладении техникой этого разящего удара его можно сделать рядовым приемом воздушного боя. В этом мнении его поддерживал один из самых опытных «стариков» полка — тридцатидвухлетний Семен Степанович Мухин, до войны — летчик-инструктор Ейского военно-морского авиаучилища, любимый наставник многих морских летчиков, Михаила Борисова в том числе: «Миша прав. Теорию таранного удара мы должны изучить, понять и вооружить ею каждого, чтоб летчик после тарана мог остаться в живых и сохранить самолет, как Борис Ковзан, как Алексей Хлобыстов». Другие возражали: «Но Ковзан летает на «яке», а Хлобыстов — на американском «харрикейне». А мы на «лакированном авиационном гарантированном гробе…»
Да, большинство из них летало на ЛаГГ-3. Конструкторы Лавочкин, Горбунов и Гудков создали этот красивый, изящный истребитель из редких пород дерева, поверх сине-зеленого камуфляжа он был покрыт сверкающим лаком, но был сложен в управлении.
БОРИСОВ МИХАИЛ АЛЕКСЕЕВИЧ (1917–1942)
Младший лейтенант, командир звена 62-го иап ВВС Черноморского флота.
10 августа 1942 года в паре с ведомым вступил в бой с шестью бомбардировщиками Хе-111 над Цемесской бухтой. Подбил один самолет противника огнем, но и его истребитель ЛаГГ-3 загорелся. Из боя не вышел и своим горящим самолетом за считанные секунды таранил двух «хейнкелей». Выбросился с парашютом. Посланные для спасения катера не нашли его в бушующем море.
8 мая 1965 года удостоен звания Героя Советского Союза посмертно.
Награды: Золотая Звезда Героя Советского Союза, орден Ленина.
«Мощность его мотора была мала для его веса», — считал конструктор А. С. Яковлев. Отсюда — сложности в управлении этой тяжелой и инертной машиной: она медленно набирала скорость, применять пикирование на ней было крайне невыгодно, так как при этом быстро терялась высота. Правда, горизонтальная маневренность у «лагга» была лучше, чем у «мессершмитта», что соблазняло летчиков вести бой на горизонтали, и по огневой мощи он не уступал «мессерам»: одна пушка калибра 20 миллиметров и три пулемета. Но максимальная скорость ЛаГГ-3–549 километров в час, и «Мессершмитт-109Е» без труда догонял его, имея скорость 570 километров в час.
Полки, летавшие на «лаггах», несли горькие потери, и вскоре самолет был снят с серийного производства, а на фронт поступил замечательный истребитель С. А. Лавочкина Ла-5, следом — еще более мощный Ла-5ФН.
«Численно превосходящего врага, летающего на лучшей, чем у нас, технике, не победить, если не научимся ошеломлять его и внушать страх! — делал вывод Михаил Борисов, и отсюда его упорное стремление овладеть секретами таранного удара. — Среди ошеломляющих и устрашающих приемов самый коронный, братцы, — таран!»
С двумя пилотами своего звена — Холявко и Низовским он проработал на бумаге, заставляя их по многу раз перечерчивать схемы, все возможные ситуации воздушного боя с разными типами немецких самолетов, приговаривая: «И тогда подходи к нему на пятьдесят, а то и двадцать метров, чтобы заклепки были видны! И — шарах очередь! Это уж наверняка. Ну, а коль закончился боезапас, что будем делать?»
— Мы с Низовским, — вспоминал после войны Василий Холявко, — сколько схем боев ни вычерчивали, но, условно израсходовав боезапас или получив повреждения, заканчивали схватку тараном — рубили хвосты, плоскости и успешно — в теории — приводили свои машины на аэродром. Наш командир говорил, что мы станем первым в нашем полку «грозным звеном истребителей, готовых уничтожать врага тараном».
Но наше звено летало на «лаггах»… На них командиры полков сажали либо опытных боевых летчиков, либо, при дефиците кадров, как в ту пору в небе Новороссийска, «сильных новичков» с бойцовским характером. Именно такими посчитали нас после учебных боев.
А наш командир звена встречался с «мессерами» еще до войны. Узнали мы о том после того, как сбил он над аэродромом в Мысхако лучший у немцев истребитель Me-109, открыв боевой счет полка. Командир полка майор Васильев поздравил его перед строем и сказал, обратившись ко всем:
— Свой первый «мессершмитт» младший лейтенант Борисов сбил еще осенью 1939 года. Думаю, всем интересно будет узнать, как это произошло. Расскажите, товарищ младший лейтенант, как это было?
А было так. Только что СССР и Германия подписали пакт о ненападении, но самолеты со свастикой продолжали «случайно» залетать на нашу территорию. Приказ был — во избежание провокаций не стрелять, а принуждать к посадке.
Звено Борисова, заметив очередного случайного залетчика, сигналами принуждало его к посадке, но тот безбоязненно продолжал полет над укрепрайоном, явно фотографируя, и лишь после открытия заградительного огня повернул восвояси. Борисов на И-16 преграждал ему путь маневрами, показывая рукой в сторону аэродрома, но тот невозмутимо уходил на запад.
— Ну не могли мы стерпеть такой наглости! — разгорячился, вспомнив давние события, Борисов. — Решили проучить, чтоб другим неповадно было. Подошел я к нему поближе, шарахнул еще раз заградительным, а он и ухом не ведет! Тут я и врезал по полной! И ребята добавили от души!
