– Да-да, обещаю.
Маке вышел, сделав Вагнеру знак следовать за ним. Лизелотта сидела на полу, заходясь криком. Маке открыл дверь гостиной и позвал Рихтера и Шнайдера.
Они вышли из дома.
– Порой в насилии нет никакой необходимости, – задумчиво сказал Маке, когда они садились в машину.
За руль сел Вагнер, и Маке дал ему адрес дома фон Ульриха.
– Но с другой стороны, – добавил он, – иногда это самый простой путь.
Фон Ульрих жил недалеко от церкви. У него был большой старый дом, который – это было очевидно – он не мог себе позволить содержать. Краска облетала, перила были ржавые, разбитое окно заделано картоном. Нельзя сказать, что это было необычно: в военное время режим строгой экономии означал, что за состоянием многих домов не следили.
Дверь открыла служанка. Маке подумал, что это, должно быть, та самая женщина, с чьего неполноценного ребенка все и началось, но не дал себе труда спрашивать. Какой смысл арестовывать девчонок.
Из боковой комнаты в прихожую вышел Вальтер фон Ульрих.
Маке его помнил. Это был двоюродный брат Роберта фон Ульриха, у которого восемь лет назад Маке с братом купили ресторан. В те дни он был гордым и надменным. Теперь на нем был поношенный костюм, но вел он себя по-прежнему нагло.
– Что вам нужно? – произнес он, пытаясь говорить так, словно еще имел право требовать объяснений.
Здесь Маке не собирался терять время.
– В наручники, – сказал он. Вагнер с наручниками шагнул вперед.
Появилась высокая красивая женщина. Она загородила собой фон Ульриха.
– Отвечайте, кто вы и что вам нужно! – потребовала она. Было очевидно, что это жена. У нее был легкий иностранный акцент. Ничего удивительного.
Вагнер ударил ее по лицу, сильно, и она пошатнулась.
– Ко мне спиной, руки вместе, – сказал Вагнер фон Ульриху. – Или я ей выбью зубы и в глотку затолкаю.
Фон Ульрих повиновался.
По ступенькам слетела молодая симпатичная девушка в форме медсестры.
– Отец! – воскликнула она. – Что происходит?
Интересно, подумал Маке, сколько еще людей в доме. Он почувствовал легкую тревогу. Обычная семья не могла противостоять подготовленным офицерам полиции, но, если тут будет толпа, они могут создать такую неразбериху, что фон Ульрих может и ускользнуть.
Однако тот и сам не хотел оказывать сопротивления.
– Не перечь им! – властно сказал он дочери. – Назад!
Медсестра в ужасе отпрянула и послушно замерла.
– В машину его, – сказал Маке.
Вагнер вывел фон Ульриха из дверей.
Жена зарыдала.
– Куда вы его везете? – спросила медсестра.
Маке подошел к двери. Он оглянулся на трех женщин: служанку, жену и дочь.
– И все эти беды, – сказал он, – ради одного восьмилетнего кретина. Мне этого никогда не понять.
Он вышел и сел в машину.
До Принц-Альбрехт-штрассе было совсем близко. Вагнер поставил автомобиль с тыльной стороны управления гестапо, рядом с дюжиной других таких же черных машин. Все вышли.
Фон Ульриха втащили через заднюю дверь, повели вниз по лестнице в подвал и бросили в комнату с белыми кафельными стенами.
Маке открыл шкаф и вынул три длинные, тяжелые дубинки, напоминающие американские бейсбольные биты. Он раздал их своим помощникам.
– Отделайте так, чтоб своих не узнал, – сказал он и ушел, предоставив им заниматься своим делом.
VI
Капитан Владимир Пешков, начальник берлинского отдела разведки Красной Армии, встречался с Вернером Франком на кладбище инвалидов, у судоходного канала Берлин – Шпандау.
Место было хорошее. Внимательно оглядев кладбище, Володя смог убедиться, что никто не вошел за ним или Вернером. Кроме них на кладбище была еще только одна старуха, да и та уже уходила.
Они встречались у могилы генерала фон Шарнхорста – с большим пьедесталом, на котором был дремлющий лев, сделанный из переплавленных вражеских пушек. Стоял солнечный весенний день, и два молодых шпиона сняли пиджаки, прогуливаясь среди могил немецких героев.
После того как почти два года назад был подписан пакт Гитлера – Сталина, в Германии продолжала действовать советская разведка, продолжалось и наблюдение за персоналом советского посольства. Все знали, что договор заключен временно, но вот насколько это временно – никто не знал. Поэтому за Володей по-прежнему повсюду ходили агенты контрразведки.
Они, должно быть, уже понимали, когда он идет по делам разведки, думал он: тогда он избавлялся от «хвоста». Если же он просто выходил купить себе франкфуртер на обед, то позволял им идти следом. Интересно, думал он, хватает ли им ума понять это.
– Ты в последнее время видел Лили Маркграф? – спросил Вернер.
Это была девушка, с которой и тот, и другой в свое время встречались. Теперь Володя с ней работал, и она научилась зашифровывать и расшифровывать письма шифром разведки Красной Армии. Конечно, этого Володя Вернеру не говорил.
– Да нет, какое-то время не видел, – солгал он. – А ты?
Вернер покачал головой.
– Мое сердце отдано другой, – сказал он смущенно. Может быть, ему было неловко противоречить своей репутации сердцееда. – Однако зачем ты хотел со мной встретиться?
– Мы получили ужасную информацию, – сказал Володя. – Эта новость изменит ход истории – если это правда.
Вернер бросил на него недоверчивый взгляд.
– Один источник сообщил нам, – продолжал Володя, – что в июне Германия нападет на Советский Союз. – Он содрогнулся, произнося эти слова. Огромная удача разведки РККА – и ужасная угроза для СССР.
Вернер откинул прядь со лба жестом, от которого наверняка сердца многих девчонок бились быстрее.
– А источник надежный? – спросил он.
Это был журналист из Токио, пользующийся доверием немецкого посла в Японии, тайный коммунист. Все, что он сообщал раньше, оказывалось правдой. Но этого Володя рассказать Вернеру не мог.
– Надежный, – сказал он.
– Значит, ты в это веришь?
Володя заколебался. В том-то и было дело. Сталин в это не поверил. Он посчитал это дезинформацией союзников с целью посеять подозрения между ним и Гитлером. Недоверие Сталина привело Володино начальство в отчаяние, омрачив ликование от этой блистательной удачи.
– Мы ищем подтверждение, – сказал он.
Вернер взглянул на кладбищенские деревья, начинавшие одеваться листвой.
– Господи, хоть бы это была правда! – сказал он с внезапной яростью. – Тогда-то и придет конец этим проклятым нацистам.