– Да, – сказал Володя. – Если Красная Армия будет готова.
– А вы что, не готовы? – удивленно спросил Вернер.
И снова Володя не мог сказать Вернеру всей правды. Сталин был уверен, что Германия не нападет, пока не сдастся Британия, чтобы не воевать на два фронта. Пока Британия продолжает сопротивление, Советский Союз в безопасности, думал он. Сейчас Красная Армия была совершенно не подготовлена к нападению Германии.
– Мы будем готовы, – сказал Володя, – если ты сможешь получить подтверждение плана нападения.
На миг он невольно почувствовал упоение от собственной значительности: ключевой фигурой станет его информатор!
– К сожалению, я не смогу тебе помочь, – сказал Вернер.
– Почему? – нахмурился Володя.
– Я не смогу получить ни подтверждение, ни, напротив, опровержение этой информации, да и никакой другой. Я вот-вот лишусь своей работы в министерстве авиации, и меня отправят во Францию… или если твои сведения верны, то на границу с Советским Союзом.
Володя пришел в отчаяние. Вернер был его лучшим осведомителем. Именно благодаря данным Вернера Володя получил звание капитана. У него перехватило дыхание. Сделав над собой усилие, он сказал:
– Но что же случилось?
– У меня умер брат в больнице для инвалидов, и то же самое произошло с крестником моей девушки, а потом оказалось, что мы задаем слишком много вопросов.
– Но почему тебя должны за это уволить?
– Нацисты убивают неполноценных, но это тайная программа.
Володя на миг отвлекся от своей проблемы.
– Что? Просто убивают?
– Похоже на то. Подробностей мы еще не знаем. Но если бы им было нечего скрывать, меня – да и других – не стали бы наказывать за расспросы.
– А сколько было твоему брату?
– Пятнадцать.
– Господи! Совсем ребенок!
– Им это с рук не сойдет. Я не заткнусь.
Они остановились перед могилой воздушного асса Манфреда фон Рихтгофена – это была огромная плита, шесть футов в высоту и в два раза больше – в ширину. На нем было выгравировано элегантными заглавными буквами одно-единственное слово – «РИХТГОФЕН». Володе всегда казалась трогательной эта простота.
Он попытался восстановить самообладание. В конце концов, в Советском Союзе работники органов тоже убивали людей, особенно если подозревали в нелояльности. Глава НКВД Лаврентий Берия был садистом, по слухам, его любимой забавой было приказать своим подчиненным поймать прямо на улице парочку симпатичных девчонок и насиловать их в качестве вечернего развлечения. Правда, от мысли, что коммунисты могли быть такими же бесчеловечными, как и нацисты, легче не становилось. Он напомнил себе, что когда-нибудь страна избавится от Берии и ему подобных и начнется настоящее строительство коммунизма. Пока же самым главным было – разбить нацистов.
Они подошли к парапету, ограждающему канал, и остановились, глядя, как по воде медленно движется баржа, исторгая черный маслянистый дым. Володя взволнованно раздумывал над признанием Вернера.
– А что будет, если ты прекратишь свое расследование причин смерти детей-инвалидов? – спросил он.
– Я потеряю свою девушку, – ответил Вернер. – Она возмущена всем этим не меньше меня.
Володю поразила ужасная мысль, что Вернер может рассказать о нем своей девушке.
– Ей ни в коем случае нельзя говорить правду, почему ты передумал! – твердо сказал он. Вернер потрясенно взглянул на него, но спорить не стал.
Володя понял, что, заставляя Вернера отказаться от расследования, он помогает нацистам утаивать их преступления. Он отбросил эту неприятную мысль.
– Но тебе позволят по-прежнему работать у генерала Дорна, если ты пообещаешь больше не говорить об этом деле?
– Да. Это именно то, что им нужно. Но я не позволю убийцам моего брата жить как ни в чем не бывало. Пусть шлют меня на передовую, но я все равно не буду молчать.
– Как ты думаешь, что с тобой будет, когда они поймут, что ты не сдашься?
– Бросят меня в какой-нибудь лагерь.
– Ну и какой в этом смысл?
– Я просто не могу с этим мириться.
Володе было нужно вернуть Вернера в строй, но пока ему не удавалось обратить того к здравому смыслу. У Вернера на все был ответ. Он был умный парень. Именно это и делало его таким ценным информатором.
– А как же остальные? – сказал Володя.
– Что остальные?
– Есть еще тысячи инвалидов, детей и взрослых. Нацисты убьют их всех?
– Наверное.
– Тебе их ни за что не остановить, если ты будешь в лагере.
Впервые Вернер не нашел что ответить.
Володя отвернулся от воды и оглядел кладбище. У маленькой могилки опустился на колени молодой человек в костюме. «Хвост»? Володя присмотрелся. Тот содрогался от рыданий. Его горе казалось искренним; агенты немецкой контрразведки были неважными актерами.
– Посмотри на него, – сказал Володя Вернеру.
– Ну?
– Он скорбит. Как и ты.
– И что?
– Просто смотри.
Минуту спустя человек встал, промокнул лицо платком и пошел.
– Сейчас ему легче, – сказал Володя. – Для того и нужно это переживание. Ничего не меняется, но чувствуешь себя лучше.
– Ты думаешь, я веду это расследование, просто чтобы лучше себя чувствовать?
Володя повернулся к нему и посмотрел прямо в глаза.
– Я тебя не осуждаю, – сказал он. – Ты хочешь узнать правду и кричать о ней в полный голос. Но подумай об этом здраво. Единственный способ это прекратить – уничтожить режим. А режим может погибнуть только в одном случае: если его уничтожит Красная Армия.
– Может быть.
Вернер сдавался, понял Володя с надеждой.
– Может быть? – переспросил он. – А кто еще остается? Англичане – на коленях и лишь отчаянно пытаются противостоять люфтваффе. Американцам европейские дела не интересны. Все остальные поддерживают фашизм… – Он положил руки Вернеру на плечи. – Друг мой, Красная Армия – твоя единственная надежда. Если мы не победим, нацисты будут продолжать убивать неполноценных детей – как и евреев, и коммунистов, и гомосексуалистов – еще тысячу залитых кровью лет.
– Черт… – сказал Вернер. – Ты прав.
VII
В воскресенье Карла с Мод пошли в церковь. После ареста Вальтера Мод была в смятении и отчаянно пыталась разузнать, куда его увезли. Конечно, гестапо никаких справок не давало. Но церковь пастора Охса пользовалась известностью, ее посещали жители богатых пригородов, и среди прихожан были влиятельные люди, которые могли что-нибудь выяснить.
