Хартию пожелали подписать и страны, не участвовавшие в конференции, и Бексфорт Росс предложил называть страны, которые ее подпишут, «Объединенными нациями».
Пока же немцы продолжали наступление на Советский Союз. На севере они окружили Ленинград. На юге отступающие русские взорвали плотину на Днепре, самую большую электростанцию в мире, их гордость и радость – чтобы электричество этой электростанции не досталась врагу, – тяжелейшая жертва.
– Красная Армия несколько замедлила продвижение врага, – сказал Грег Рите, читая «Вашингтон пост», – но все же немцы сейчас наступают со скоростью восемь километров в день. И заявляют, что уничтожили три с половиной миллиона советских солдат. Неужели это возможно?
– А у тебя есть родственники в России?
– На самом деле есть. Отец один раз рассказывал, когда выпил, что у него там осталась девчонка и она была беременна.
Рита осуждающе качнула головой.
– Боюсь, что это на него похоже, – сказал Грег. – Он – великий человек, а великие люди не живут по правилам.
Рита ничего не ответила, но по ее лицу он понял – она с ним не согласна, но просто не хочет из-за этого ссориться.
– Как бы там ни было, – продолжал Грег, – а в России у меня есть единокровный брат, и как и я – незаконнорожденный. Его зовут Владимир, а больше я о нем ничего не знаю. Может, его уже нет в живых. Он как раз призывного возраста. Вероятно, он как раз и вошел в те три с половиной миллиона… – Он перевернул страницу.
Закончив читать газету, он распечатал письмо, которое принес портье.
Оно было от Джеки Джейкс. Грег увидел телефонный номер и приписку: «С часу до трех не звонить!»
Внезапно Грегу захотелось немедленно избавиться от Риты.
– Тебя когда ждут дома? – спросил он без обиняков.
Она посмотрела на часы.
– О господи, я должна вернуться раньше, чем мама примется меня искать! – она сказала родителям, что останется у подруги.
Потом они вместе оделись и разъехались на двух такси.
Грег понял так, что Джеки дала ему номер телефона своей работы и с часу до трех она будет занята. Он решил позвонить ей в середине утра.
Почему он так волнуется, спросил он себя. В конце концов, ему просто любопытно. Рита Лоренс выглядела просто отлично и очень эротично, но ни с ней и ни с одной из девчонок он больше не ощущал такого радостного волнения, как во время своего первого романа, с Джеки. Несомненно, это потому, что нельзя снова стать пятнадцатилетним.
Он добрался до старого здания Исполнительного управления и занялся главным, что должен был сделать сегодня, – набросал пресс-релиз для американцев, живущих в Северной Африке, где повсюду сражались англичане, итальянцы и немцы – преимущественно на линии берега в две тысячи миль в длину и сорок миль в ширину.
В десять тридцать он позвонил по телефону, данному в записке.
Ему ответил женский голос:
– Университетский женский клуб.
Грег никогда там не был: мужчина мог войти только в качестве гостя кого-нибудь из женщин, членов клуба.
– Могу я поговорить с Джеки Джейкс? – спросил он.
– Да, она ждет звонка. Пожалуйста, не вешайте трубку. – Наверное, ей пришлось специально обращаться за разрешением, чтобы ей можно было позвонить на работу, подумал он.
Через несколько секунд он услышал:
– Джеки слушает. Кто это?
– Грег Пешков.
– Я так и думала. Как ты узнал мой адрес?
– Нанял частного детектива. Мы можем встретиться?
– Я так понимаю, что придется. Но при одном условии.
– Каком?
– Тебе придется поклясться всем, что есть для тебя святого, не говорить об этом отцу. Никогда-никогда.
– Почему?
– Позже объясню.
– Ладно, – сказал он, пожав плечами.
– Клянешься?
– Конечно.
– Скажи это! – настойчиво сказала она.
– Ну клянусь, годится?
– Да. Можешь пригласить меня на ланч.
Грег нахмурился.
– А у тебя поблизости есть место, где обслужат пришедших вместе белого мужчину и черную женщину?
– Я знаю только одно – «Электрокафе».
– Я его видел. – Он заметил название, но внутри никогда не был: это была дешевая забегаловка, где перекусывали дворники и курьеры. – Во сколько?
– В половине двенадцатого.
– Так рано?
– А когда, по-твоему, перерыв у официанток? В час дня?
Он усмехнулся.
– Ты остра на язык, как всегда.
Она повесила трубку.
Грег закончил пресс-релиз и отнес отпечатанные страницы в кабинет начальника. Кладя их в ящик для входящих бумаг, он спросил:
– Майк, если я сегодня рано уйду на перерыв, это будет удобно? Около половины двенадцатого?
Майк читал политические комментарии в «Нью-Йорк таймс».
– Да, пожалуйста, – сказал он, не подняв головы.
Грег прошел мимо залитого солнцем Белого дома и подошел к кафе в двадцать минут двенадцатого. Там было почти пусто – если не считать горстки людей, сидящих за поздним завтраком. Он сел за столик и заказал кофе.
Грег гадал, что скажет Джеки. Ему не терпелось узнать ответ на вопрос, не дававший ему покоя шесть лет.
Она пришла в одиннадцать часов тридцать пять минут. На ней было черное платье и туфли без каблуков – одежда официантки, только без передника, догадался он. Ей шел черный цвет, и Грег снова вспомнил яркое чувство радости от одного ее вида, от этих губ бантиком и больших карих глаз. Она села напротив него и заказала салат и кока-колу. Грег заказал еще кофе: он слишком нервничал, чтобы есть.
Ее лицо потеряло прежнюю детскую округлость. Когда они встретились, ей было шестнадцать, а теперь – двадцать два года. Тогда они были детьми, игравшими во взрослых, теперь – действительно были взрослыми. Шесть лет назад на ее лице не было, как сейчас, следов разочарования, страданий, лишений.
– Я работаю в дневную смену, – сказала она ему. – Прихожу к девяти, готовлю зал и столы для посетителей, подаю ланч, потом убираю и в пять ухожу.
– Большинство официанток работают вечером.
– Мне нравится, когда у меня вечера и выходные свободны.
– Ходишь по вечеринкам?
– Нет, обычно я провожу вечера дома, слушаю радио.
– Наверное, отбою нет от кавалеров?
– Все в порядке.
Он не сразу понял, что это могло означать что угодно.
Ей принесли завтрак. Она глотнула кока-колы и начала есть салат.
