Володя был потрясен, услышав от матери такие слова.
– Немцам сюда не добраться, – сказал отец.
Володя не был в этом уверен. Немцы снова наступали, забирая Москву в клещи. На севере они дошли до Калинина, на юге – до Калуги, и тот и другой город – около полутора сотен километров от Москвы. Потери Советского Союза были невообразимо велики. Месяц назад в державших оборону войсках Красной Армии насчитывалось восемьсот тысяч человек, а осталось – по подсчетам, легшим Володе на стол, – девяносто тысяч.
– Да кто же их остановит?! – сказал отцу Володя.
– Их линии снабжения растянуты. Они не подготовлены к нашей зиме. Когда они ослабеют, мы перейдем в контрнаступление.
– Так почему же вы перевозите правительство из Москвы?
Чиновников перевозили за три тысячи километров на восток от Москвы, в город Куйбышев. Вид правительственных служащих, выносящих из учреждений и складывающих в грузовики коробки с документацией, действовал на жителей столицы деморализующе.
– Это просто предосторожность, – сказал Григорий. – Сталин все еще здесь.
– Есть выход, – сказал Володя. – У нас сотни тысяч людей в Сибири. Они необходимы здесь в качестве подкрепления.
Григорий покачал головой.
– Мы не можем оставить восток незащищенным. Япония по-прежнему является угрозой.
– Мы же знаем, что Япония не станет нападать на нас! – сказал Володя и покосился на мать. Он знал, что нельзя обсуждать в ее присутствии то, что является военной тайной, но продолжил: – Токийский источник предупредил нас о том, что Германия собирается напасть на нас, – и оказался прав. Теперь он говорит, что японцы не нападут. Неужели мы снова ему не поверим?
– Оценивать данные разведки всегда непросто.
– Но у нас нет выбора! – яростно отрезал Володя. – У нас в резерве двенадцать армий, миллион человек. Если пустим их в дело, Москва может выстоять. Если нет – нам конец.
– Не говори так, даже наедине! – встревоженно сказал Григорий.
– Почему же? Мне, наверное, так и так скоро умирать.
Мать заплакала.
– Ну смотри, что ты наделал! – сказал отец.
Володя вышел из кухни. Обуваясь, он спросил себя, с какой стати он раскричался на отца и расстроил мать. Это все потому, что он верил, будто Германия победит Советский Союз. Эти ящики водки, что купила мать, чтобы обменивать на еду во время оккупации, заставили его взглянуть правде в глаза. Мы проиграли войну, сказал он себе. Близится конец русской революции.
Он надел пальто и шапку. Потом вернулся на кухню. Поцеловал мать, обнял отца.
– Ты что это? – спросил отец. – Ведь просто на работу идешь.
– Просто так. На случай, если вдруг больше не увидимся, – сказал Володя. И вышел.
Проходя по мосту к центру города, он обнаружил, что движение общественного транспорта прекращено. Метро было закрыто, ни автобусов, ни трамваев не было.
Казалось, вокруг одни плохие новости.
В то утро сводки от советского Информбюро, звучащие в домах из радиоприемников и на перекрестках из громкоговорителей, укрепленных на столбах, были необычайно честны. «В течение ночи с 14 на 15 октября положение на западном фронте ухудшилось, – звучало из динамика. – Танковые колонны противника прорвали нашу оборону». Каждый знал, что Совинформбюро всегда привирает, поэтому было ясно, что действительное положение еще хуже.
Центр города был забит беженцами. Они шли толпами с запада, везя пожитки на ручных тележках, гнали по улицам стада тощих коров, вонючих свиней и мокрых овец, направляясь к восточным окраинам Москвы, отчаянно стремясь оказаться как можно дальше от наступающих немцев.
Володя попытался найти попутную машину. В Москве в те дни было мало личного транспорта. Топливо экономили для бесконечных военных колонн, разъезжающих по Садовому кольцу. В конце концов его подобрал новенький джип «ГАЗ-64».
Глядя из открытой машины, он увидел многочисленные следы бомбежек. Дипломаты, вернувшиеся из Англии, говорили, что по сравнению с лондонскими разрушениями это ерунда, но москвичи считали, что ущерб, нанесенный их городу, достаточно велик. Володя миновал несколько разрушенных зданий и десятки выгоревших до основания деревянных домов.
Григорий, возглавлявший противовоздушную оборону, установил на крыши самых высоких зданий зенитки и запустил под снежные облака заградительные аэростаты. Самым «странным» его решением было приказать перекрасить золотые купола церквей в защитные зеленый и коричневый цвета. Володе он признался, что это никак не повлияет на точность попаданий при бомбежке, но даст горожанам чувство, что их защищают.
Если немцы победят и Москвой будут править нацисты, то Володины близнецы-племянники, сын и дочка его сестры Ани, вырастут не коммунистами-патриотами, а рабами в нацистском государстве и будут вскидывать руку в гитлеровском приветствии. Россия превратится в подневольную страну вроде Франции; у власти будет профашистское правительство, которое будет собирать евреев и посылать их в концентрационные лагеря. Думать об этом было невыносимо. Володя мечтал о будущем, в котором Советский Союз освободится от пагубного правления Сталина и зверств НКВД и начнет строить истинный коммунизм.
Когда Володя добрался до Разведупра возле Ходынского поля, он заметил в воздухе сероватые хлопья – это был не снег, а пепел. Разведупр Красной армии жег документацию, чтобы она не попала в руки врага.
Вскоре к нему в кабинет зашел полковник Лемитов.
– Ты посылал в Лондон информацию о немецком физике Вильгельме Фрунзе. Это был умный ход. Оказалось, очень перспективный источник. Молодец!
Какая теперь разница, подумал Володя. Танки уже в двухстах километрах от Москвы. Теперь уже поздно, никакие шпионы не помогут. Но он заставил себя сосредоточиться.
– Фрунзе? Да, я учился с ним в школе, в Берлине.
– Лондон вошел с ним в контакт, и он готов говорить. С ним встретились в надежном месте… – Рассказывая, Лемитов теребил браслет наручных часов. Обычно он так не делал. Было заметно, что он нервничает. И все нервничали.
Володя ничего не ответил. Наверняка эта встреча дала какую-то информацию, иначе он не говорил бы об этом.
– Лондон говорит, Фрунзе сначала был очень боязлив и подозревал, что наш человек – агент английской тайной полиции, – с усмешкой сказал Лемитов. – На самом деле после первой встречи он пошел на Кенсингтон-Пэлас-Гарденз, постучал в двери нашего посольства и потребовал подтверждения, что это действительно наш человек!
Володя улыбнулся.
– Какой дилетант!
– Вот именно, – сказал Лемитов. – Если бы это был дезинформатор, то не сделал бы подобной глупости.
Советский Союз пока что не сдался, он был еще жив – и Володе приходилось вести себя так, словно Вилли Фрунзе имел какое-то значение.
