– Сколько тебе лет, Джорджи? – спросил Грег.
Тот взглянул на мать, ожидая подсказки. Она странно посмотрела на Грега и сказала:
– Ему шесть.
– Шесть! – сказал Грег. – Уже большой мальчик, а? Постой-ка…
Нелепая мысль пришла ему в голову, и он замолчал. Джорджи родился шесть лет назад. Грег с Джеки были любовниками семь лет назад. У него, казалось, остановилось сердце.
Он во все глаза смотрел на Джеки.
– Не может быть, – сказал он.
Она кивнула.
– Он родился в тридцать шестом, – сказал Грег.
– В мае, – сказала она. – Через восемь с половиной месяцев после того, как я уехала из той квартиры в Буффало.
– А мой отец знает?
– Черт, разумеется, нет! Это дало бы ему еще больше власти надо мной.
Ее враждебность исчезла, теперь она просто казалась беззащитной. В ее глазах он увидел мольбу, хотя не был уверен, о чем эта мольба.
Он увидел Джорджи по-новому: светлая кожа, зеленые глаза, странное сходство с Дейзи. «Неужели ты – мой? – думал он. – Неужели это правда?»
И он знал, что это правда.
Его сердце наполнилось странным чувством. Джорджи вдруг показался ему ужасно беззащитным, беспомощным ребенком в жестоком мире, и Грегу было необходимо о нем заботиться, быть уверенным, что с ним не случится беда. Ему захотелось взять ребенка на руки, но он сообразил, что это может испугать малыша, и удержался.
Джорджи поставил свой апельсиновый сок. Он слез со стула, обошел стол и остановился рядом с Грегом. Удивительно прямо глядя на него, спросил:
– Ты кто?
«Умеют дети задавать самые трудные вопросы – подумал Грег. – Что, черт подери, ему ответить? Узнать правду – было бы слишком для этого шестилетки. Я просто бывший дружок твоей мамы, – подумал он. – Просто мимо проходил, и подумал, дай зайду поздороваюсь. Не имеет значения. Может, еще увидимся, а скорее всего – нет».
Он посмотрел на Джеки и увидел, что выражение мольбы стало отчетливее. Он понял, о чем она думает: она отчаянно боялась, что он отвергнет Джорджи.
– Знаешь что? – сказал он и посадил Джорджи себе на колени. – Давай ты будешь звать меня «дядя Грег»?
IV
Грег, дрожа, стоял на галерее зрителей неотапливаемого теннисного корта. Здесь, под западной трибуной брошенного стадиона, на краю чикагского университетского городка, Ферми и Силард построили свою атомную кладку. Грег чувствовал восхищение и страх.
Она представляла собой куб из серых кирпичей, поднимающийся до самого потолка корта, лишь немного отходя от торцевой стены, на которой до сих пор сохранились круглые отметины от сотен мячей. Построить эту поленницу стоило миллион долларов, и из-за нее мог взлететь на воздух весь город.
Графит – материал, из которого делали карандаши, и от него пол и стены корта были покрыты отвратительной пылью. Все, кто хоть немного пробыл в этом помещении, ходили с черными лицами, как шахтеры. И не было ни одного человека в чистом халате.
Графит был не взрывоопасен, напротив – он находился там специально, чтобы подавлять радиоактивность. Но в некоторых из кирпичей в этой кладке были просверлены узкие отверстия, заполненные оксидом урана, а это был материал, излучающий нейтроны. Через поленницу проходили десять каналов для стержней регулирования мощности реактора: это были тринадцатифутовые прутья из кадмия – металла, поглощающего нейтроны еще более активно, чем графит. Прямо сейчас, благодаря этим стержням, все было спокойно. А вот когда их вынут из поленницы, начнется веселье.
Уран уже излучал свою смертельную радиацию, но графит и кадмий поглощали ее. Радиация измерялась счетчиками, которые угрожающе щелкали, и цилиндрическим записывающим устройством, которое, к счастью, молчало. Набор контролирующих и измеряющих устройств в галерее возле Грега был здесь единственным источником тепла.
Посещение Грега пришлось на среду, 2 декабря – жгуче холодный, зимний день в Чикаго. Сегодня был первый день, когда состояние поленницы должно было стать критичным. Грег прибыл, чтобы наблюдать за экспериментом по поручению своего начальника, генерала Гровса. Он жизнерадостно намекал любому, кто спрашивал, что Гровс опасался взрыва и потому отрядил вместо себя Грега, чтобы рисковал он. На самом деле у Грега было более зловещее задание. Он должен был провести первоначальную оценку, чтобы в будущем решить, кто из ученых может оказаться ненадежным.
Безопасность для «Манхэттенского проекта» была кошмаром. Лучшие ученые были иностранцами. Большинство из оставшихся были сторонниками «левых», или являлись коммунистами, или либералами с друзьями-коммунистами. Если бы из проекта убрать всех подозрительных, то там вряд ли остались бы ученые вообще. Потому Грег и пытался определить, кто из них самые неблагонадежные.
Энрико Ферми было около сорока лет – невысокий, лысеющий человек с длинным носом, он возглавлял этот ужасный эксперимент с обаятельной улыбкой. Одет он был в прекрасный костюм-тройку. Утро перевалило за середину, когда он приказал начинать испытание.
Он дал инструкции техникам вынуть из поленницы все стержни регулирования мощности, кроме одного.
– Что, все сразу? – сказал Грег. Это казалось ему ужасно опрометчивым.
Ученый, стоящий рядом с ним – Барни Мак-Хью, – сказал:
– Ночью до этой стадии мы доходили. Все было в порядке.
– Рад это слышать, – отозвался Грег.
Мак-Хью, бородатый и приземистый, у Грега в списке подозреваемых был далеко не в первых рядах. Он был американцем, политикой не интересовался. Единственное черное пятно – жена-иностранка: она была из Англии, что ни к чему хорошему никогда не вело, но само по себе о предательстве еще не свидетельствовало.
Грег ожидал, что вынимать и ставить обратно стержни должны каким-то хитроумным способом, но все оказалось гораздо проще. Техник просто приставил к поленнице лестницу, взобрался до середины и вынул стержни рукой.
Мак-Хью непринужденно сказал:
– Сначала мы собирались сделать это в Аргонском лесу.
– Где это?
– В двадцати милях к юго-западу от Чикаго. Уединенное место. Меньше жертв.
Грег поежился.
– А почему вы передумали и решили сделать это прямо здесь, на Пятьдесят седьмой улице?
– Рабочие, которых мы наняли, устроили забастовку, и нам пришлось сооружать эту чертову штуковину самостоятельно, а мы не могли находиться так далеко от своих лабораторий.
– И поэтому вы решили рискнуть жизнью всех живущих в Чикаго.
– Мы думаем, этого не случится.
Грег тоже так думал, но теперь он уже не был в этом так уверен, стоя в нескольких метрах от урановой поленницы.
Ферми сверял показания приборов со своим прогнозом, написанным для всех стадий эксперимента. По-видимому, начальная стадия шла в соответствии с планом, так как он приказал наполовину вынуть последний стержень.
