Малыш вышел от доктора через час. Доктор пообещал отдать результаты обследования через неделю. Когда они ушли, был полдень.
– После такого мне нужно выпить, – сказал Малыш.
– Мне тоже, – сказала Дейзи.
Они посмотрели вдоль улицы с рядами одинаковых домов в одну сторону, потом в другую.
– Это не улица, а какая-то пустыня. Ни одного паба поблизости!
– В паб я не пойду, – сказала Дейзи. – Я хочу мартини, а в пабах мартини готовить не умеют. – Она знала это по собственному опыту. В Челси она попросила в баре «Королевская голова» сухой мартини, а ей подали стакан отвратительного теплого вермута. – Пожалуйста, давай пойдем в отель «Клэридж». Это же всего в пяти минутах отсюда.
– Вот это – мысль что надо!
В баре отеля «Клэридж» было полно знакомых. Ограничения военного времени в ресторане действовали, но «Клэридж» нашел выход: поскольку не было запрета раздавать еду бесплатно, они устроили бесплатный буфет, установив лишь, как обычно, высокие цены на спиртное.
Дейзи и Малыш сидели в этом великолепии ар-деко, потягивая коктейли, и Дейзи понемногу приходила в себя.
– Врач меня спрашивал, болел ли я свинкой, – сказал Малыш.
– Ты же болел. – Вообще-то это была детская болезнь, но Малыш подцепил ее пару лет назад. Когда они были в Восточной Англии, их определили на постой к викарию, у которого было трое маленьких сыновей, от которых Малыш и заразился. Болезнь у него проходила очень тяжело. – Он не сказал, почему спрашивает?
– Нет. Ты же знаешь этих врачей. Ни за что ни черта не скажут.
Дейзи подумалось, что она уже не так легкомысленна, как раньше. В прежние времена они бы никогда не стала столько времени размышлять о своей семейной жизни. Ей всегда нравилось, как к этому относилась Скарлетт О’Хара из «Унесенных ветром»: «Я подумаю об этом завтра». Теперь это осталось в прошлом. Может быть, она повзрослела.
Малыш заказывал второй коктейль, а Дейзи взглянула в сторону дверей и увидела входящего маркиза Лоутера в измятой и испачканной форме.
Дейзи его терпеть не могла. Догадавшись о ее отношениях с Ллойдом, он стал обращаться к ней с вкрадчивой фамильярностью, словно у них была сблизившая их тайна.
И сейчас он без приглашения сел за их столик, стряхнул пепел сигары на свои брюки хаки и потребовал коктейль «манхэттен».
Дейзи сразу поняла, что он замышляет недоброе. В его глазах светилось злорадное предвкушение, которое нельзя было объяснить просто ожиданием хорошего коктейля.
Малыш сказал:
– Лоути! Я тебя не видел год, а то и больше! Где ты пропадал?
– В Мадриде, – ответил Лоути. – Рассказывать нельзя, сам понимаешь. Военная тайна. А ты как?
– Трачу кучу времени на обучение пилотов, но в последнее время и на задания вылетал несколько раз – сейчас наши бомбардировки Германии стали активнее.
– Это тоже отлично! Пусть немцы сами попробуют своей стряпни.
– Уж это точно. Однако среди пилотов растет недовольство.
– Правда? Почему?
– Потому что вся эта болтовня про военные цели – полная чушь. Бомбить немецкие заводы нет никакого смысла, их просто отстроят заново. Так что мы бьем по большим площадям рабочих жилых районов с плотной застройкой. Нехватку рабочих так быстро не восполнить.
Лоутера, казалось, это потрясло.
– Это должно означать, что наша политика – уничтожение гражданского населения.
– Так оно и есть.
– Но правительство нас уверяет…
– Правительство врет, – сказал Малыш. – И те, кто летает на бомбардировщиках, это знают. Многим, конечно, наплевать, но некоторые переживают. Они считают, что если мы делаем то, что правильно, то мы должны об этом заявлять открыто. А если мы делаем то, чего делать не должны, – то надо это прекратить.
Лоутер, похоже, чувствовал себя неловко.
– Может быть, не стоит говорить об этом здесь, – сказал он.
– Пожалуй, ты прав, – сказал Малыш.
Им принесли по второму коктейлю. Лоутер повернулся к Дейзи.
– А как поживает наша крошка? – сказал он. – Вы должны что-то делать для победы. Незанятым рукам найдет работу черт, как говорится.
Дейзи ответила ровным, безразличным тоном:
– Теперь, когда бомбежки Лондона прекратились, женщины в качестве водителей «скорой помощи» уже не нужны, так что я работаю в американском Красном Кресте. Мы располагаемся на Пэлл-Мэлл. Мы делаем что можем, чтобы помочь попавшим сюда американским военным.
– Одинокие мужчины нуждаются в женской компании, а?
– Обычно им просто тоскливо в чужой стране. Они рады услышать родную речь.
– Полагаю, вы отлично умеете их утешить, – ухмыльнулся Лоути.
– Я стараюсь.
– Не сомневаюсь.
– Слушай, Лоути, ты не перебрал с выпивкой? – сказал Малыш. – Потому что говоришь ты сейчас совершенно неподобающим образом.
Ухмылка Лоутера стала злорадной.
– Да ладно тебе, Малыш, не делай вид, что ты ничего не знаешь. Ты что, слепой?
– Малыш, пожалуйста, поедем домой, – сказала Дейзи.
Он не обратил на нее внимания, повернувшись к Лоутеру:
– Что, черт возьми, ты имеешь в виду?
– Спроси ее про Ллойда Уильямса.
– Что еще за Ллойд Уильямс? – спросил Малыш.
– Если ты не поедешь, я поеду домой одна, – заявила Дейзи.
– Дейзи, ты знаешь Ллойда Уильямса?
«Это твой брат», – подумала Дейзи и почувствовала страшное желание раскрыть эту тайну и повергнуть его в ступор, но поборола искушение.
– Ты его тоже знаешь, – сказала она. – Он учился с тобой в Кембридже. А еще он водил нас однажды в мюзик-холл в Ист-Энде, много лет назад.
– А! – сказал Малыш, вспоминая. Потом он озадаченно снова взглянул на Лоутера. – Ну? – Малышу было трудно представить такого, как Ллойд, своим соперником. С растущим недоумением он добавил: – Ведь он даже приличную одежду не мог себе позволить?
Лоутер сказал:
– Три года назад он проходил у меня обучение в Ти-Гуине, там как раз жила Дейзи. Как я сейчас припоминаю, ты, кажется, тогда рисковал жизнью, летая на «Хоукер харрикейнах» над Францией. А она строила глазки этому валлийскому хорьку в твоем собственном фамильном доме!
Малыш начал заливаться краской.
– Если ты это все выдумываешь, Лоути, я тебя прибью!
– Спроси свою жену! – с самоуверенной улыбкой ответил Лоутер.
Малыш повернулся к Дейзи.
Она не спала с Ллойдом в Ти-Гуине. Она с ним спала в его собственной постели, в доме его матери, в дни бомбардировок Лондона. Но она не могла объяснять это Малышу вот здесь, при Лоутере, и все равно это были мелочи. Обвинение в неверности было справедливым, и она не собиралась этого отрицать. Тайна была раскрыта. Все, чего она сейчас хотела, – это сохранить хоть какое-то подобие достоинства.
