Поскольку погода была теплая, Карла в свой черед тоже могла стоять в очередях за продуктами. Она носила с собой Валли, запеленав его в наволочку – детской одежды у нее не было. Однажды утром, стоя в нескольких кварталах от дома в очереди за картошкой, она с удивлением увидела подъехавший джип, на пассажирском сиденье которого сидела Фрида. Водитель, лысеющий человек средних лет, поцеловал ее в губы, и она выскочила из машины. На ней было голубое платье без рукавов и новые туфли. Она быстро пошла по улице, направляясь к дому фон Ульрихов с маленькой корзинкой в руке.
Карла мгновенно все поняла. Фрида не торговала на черном рынке, и никакой компании докторов не существовало. Она была содержанкой американского офицера.
Ничего необычного в этом не было. Тысячи хорошеньких немецких девушек оказались перед выбором: смотреть, как твоя семья голодает, или спать с щедрым офицером. И так же поступали французские женщины во время немецкой оккупации – об этом с горечью говорили здесь, в Германии, жены этих офицеров.
И все равно Карла была в ужасе. Она полагала, что Фрида любит Генриха. Они собирались пожениться, как только восстановится какое-то подобие нормальной жизни. У Карлы защемило сердце.
Она добралась до начала очереди и купила свою норму картошки, после чего поспешила домой.
Она нашла Фриду наверху, в гостиной. Эрик прибрал в комнате и заклеил окна газетами – лучший вариант, если нет стекла. Занавески давным-давно перешли в разряд постельного белья, но большинство стульев дожили до сего дня, хоть их обивка выцвела и истерлась. Рояль каким-то чудом был все еще на месте. Один русский офицер, обнаружив его, объявил, что наутро вернется с подъемным краном и вытащит его через окно, но так больше и не появился.
Фрида немедленно забрала у Карлы Валли и начала петь ему детскую песенку про кошку на снегу. Карла замечала, что женщины, у которых еще не было детей – Ребекка, Фрида, – играли с Валли и не могли наиграться. А женщины, которым уже довелось воспитывать собственных детей – Мод, Ада, – обожали его, но общались с ним коротко, по-деловому.
Фрида подняла крышку рояля, дала Валли бить по клавишам, а сама пела. На инструменте уже много лет никто не играл: со дня смерти своего последнего ученика, Хоакима Коха, Мод к нему не прикасалась.
Через несколько минут Фрида сказала Карле:
– Ты какая-то задумчивая. Что случилось?
– Я узнала, где ты берешь еду, которую нам приносишь, – сказала Карла. – Ты вовсе не торгуешь на черном рынке.
– Разумеется, торгую, – сказала Фрида. – Ты что?
– Я сегодня утром видела, как ты выходила из джипа.
– Полковник Хикс меня подвез…
– Он поцеловал тебя в губы.
Фрида потупилась.
– Знала я, что надо раньше выходить из машины. Надо было идти от американской зоны…
– Фрида, а как же Генрих?
– Он никогда не узнает! Клянусь, я буду осторожнее!
– Ты его еще любишь?
– Конечно! Мы поженимся!
– Так что ж ты…
– Потому что хватит с меня лишений! Я хочу носить красивые платья, ходить в ночные клубы и танцевать.
– Дело не в этом, – твердо сказала Карла. – Фрида, ты меня не обманешь, мы слишком долго дружим. Скажи правду.
– Правду?
– Да. Пожалуйста.
– Тебе это надо?
– Да.
– Я сделала это для Валли.
Карла потрясенно ахнула. Такое ей в голову не приходило, но это было вполне понятно. Она могла поверить, что Фрида пойдет на такую жертву ради нее и ее ребенка.
Но чувствовала она себя отвратительно. Потому что ответственность за то, что Фрида торговала собой, была на ней.
– Это ужасно! – сказала Карла. – Не надо было этого делать. Мы бы как-нибудь справились.
Фрида вскочила с крутящегося фортепианного стула, все еще с ребенком на руках.
– Да не справились бы вы! – яростно отрезала она.
Валли испугался и заплакал. Карла взяла его и стала качать, гладя по спинке.
– Вы бы не справились, – сказала Фрида уже тише.
– Откуда ты знаешь?
– Всю эту зиму к нам в больницу приносили младенцев – голеньких, завернутых в газеты, умерших от голода и холода. Я просто не могла на них смотреть.
– О господи… – Карла крепко обхватила Валли.
– Когда они замерзают насмерть, то становятся такого особенного синеватого оттенка…
– Перестань!
– Я должна была сказать тебе, иначе ты бы не поняла, почему я это сделала. Валли стал бы таким же синим замерзшим младенцем.
– Я понимаю, – прошептала Карла. – Я понимаю.
– Перси Хикс – добрый человек. Дома, в Бостоне, у него есть некрасивая жена, а красивее меня он в жизни никого не видел. Он милый, кончает быстро и всегда пользуется презервативами.
– Ты должна это прекратить, – сказала Карла.
– Ты не можешь всерьез этого требовать!
– Не могу, – созналась Карла. – И это – хуже всего. Я чувствую себя такой виноватой. Я действительно виновата.
– Ты не виновата. Я сама приняла это решение. Перед немецкими женщинами стоит трудный выбор. Мы расплачиваемся за легкий выбор немецких мужчин, сделанный пятнадцать лет назад. Таких, как мой отец, думавших, что Гитлер будет полезен для дела; и таких, как отец Генриха, что голосовал за Закон о чрезвычайных полномочиях. Грехи отцов ложатся на их дочерей.
Раздался громкий стук в парадную дверь. В следующий миг они услышали быстрые шаги – это Ребекка пробежала наверх прятаться, просто на всякий случай, если это красноармейцы.
Потом они услышали голос Ады:
– Ах, это вы! Здравствуйте!
Она говорила удивленно и немного взволнованно, но не испуганно. Интересно, подумала Карла, кто бы мог вызвать у служанки именно такую реакцию.
Потом на лестнице послышалась тяжелая мужская поступь – и вошел Вернер.
Он был грязный, оборванный и худой, как жердь, но с широкой улыбкой на красивом лице.
– Это я! – воскликнул он радостно. – Я вернулся!
Тут он увидел ребенка. Он открыл рот, улыбка исчезла.
– О… – сказал он. – Что… Кто… Чей это ребенок?
– Дорогой, это мой ребенок, – сказала Карла. – Позволь, я объясню…
– Объяснишь? – с гневом воскликнул он. – Какие тут нужны объяснения? Ты родила ребенка от другого!
Он повернулся, чтобы уйти.
– Вернер! – вскричала Фрида. – В этой комнате – две женщины, которые любят тебя! Не уходи, пока не выслушаешь нас. Ты не понял.
– Думаю, я все понял.
– Карлу изнасиловали.
