— Ворона, ты что здесь делаешь? — на бегу спросил Яворский — Скинуть кого успел или за нами следишь?
Румянцев хлестнул Михаила полотенцем. После чего оба припустили к своей палате.
— Что надо, то и успел! — крикнул им вслед Михаил, сорвал свое полотенце с бедер и попытался им оттянуть обидчиков.
Но дверь за старшеклассниками с шумом захлопнулась и закрылась на ключ.
Пробежав еще несколько шагов, Михаил понял, что не успеет, и повернул назад.
В этот момент из дежурной комнаты на шум вышла Ирма Потаповна. Вид у нее был сонный. Сложенный на голове пук волос из шиньона слегка сполз на бок. Глядя по сторонам, она на ходу застегивала короткий жакет с глубоким вырезом, из которого, словно забродившая сметана, неравномерно топорщилось белое кружевное жабо.
Неожиданно столкнувшись нос к носу с идущим от палаты старшеклассников Михаилом, державшим полотенце в руке, была немало удивлена.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она.
— Ходил пить воду, — как ни в чем не бывало, ответил тот.
— С таким грохотом?
Воспитательница изобразила на своем лице недоверие.
Михаил пожал плечами и, обернув полотенце вокруг бедер, пошел к себе.
Краем глаза он заметил, как Ирма Потаповна направилась в палату старшеклассников и дернула за ручку. Но дверь была закрыта на ключ. Затем направилась в первую палату на другой конец коридора, откуда продолжали звучать короткие смешки.
Через некоторое время она зашла в палату к Михаилу, и включила свет. Подняв подбородок так, чтобы очки не препятствовали взгляду, она стала высматривать, кто еще не спит, подходя по очереди к койкам воспитанников и наклоняясь над ними словно воркующая заботливая мамаша.
На Михаила она не взглянула, хотя он чувствовал, что постоянно находится в поле ее зрения.
— Погасите, пожалуйста, свет, — сказал он, — все ребята уже давно спят.
— А вот я в этом не уверена, — надменно улыбнулась заведующая.
Она еще что-то хотела добавить, но поперхнулась и снова улыбнувшись, теперь уже своим внутренним мыслям, погасила свет, добавив:
— Прошу прощения.
Такого еще не случалось, — подумал Михаил, — чтобы она извинилась! Это неспроста.
Но через минуту уже забылся сном.
Утро было хмурое. Стояла осень. И хотя дождей не было, предрассветные туманы заботливо протирали от пыли все горизонтальные поверхности, брошенные на улице без присмотра, оставляя мокрый след от невидимой, пересыщенной влагой тряпки. Деревянные лавки, качели, открытые беседки недовольно пучились, набухая от этой влажной уборки.
Все шло по расписанию: подъем, зарядка, утренняя линейка.… Но когда все уже собрались одеваться в столовую на завтрак, заведующая попросила мальчиков собраться в коридоре напротив комнаты дежурной. Воспитанники послушно образовали кружок, в центр которого вошла Ирма Потаповна.
Михаил сразу вспомнил ее ночные извинения и подумал: сейчас что-то будет!
— Дорогие воспитанники, — начала заведующая, чем дала всем понять, что это надолго.
Все знали последствия ее ласковых обращений.
— Не первый год мы живем и работаем, вместе учимся, — ласково продолжала она — Между нами было и хорошее, и плохое. Вас наказывали и хвалили.
Среди ребят пробежал смешок, усиливаясь к периферии.
— Но самое худшее, — сделала акцент Ирма Потаповна, — это когда какой-нибудь наглец исподтишка мешает жить здоровому коллективу. Не знаю, быть может, он всех вас застращал или нашел иной способ воздействия, заставляющий молчать?
Я очень долго выясняла, кто же это постоянно терроризирует наш коллектив: мажет пастой спящих, льет воду над ухом ребятишек, сбрасывает воспитанников с коек, вытворяет другие низкие поступки…
Смешки стали редкими, но громкими. Ученики шепотом высказывали свои догадки и хохотали над ними.
— Я буду краткой, чтобы вас не задерживать, — продолжала она — Вчера я поймала, наконец, его на месте преступления. Как сегодня оказалось, он успел за ночь сбросить нескольких воспитанников на пол! Но попался мне прямо в руки тепленький, даже не успев повязать полотенце.
Ее речь была настолько торжественна, что казалось, будто она собирается кому-то вручить орден. Грудь под белым жабо вздымалась в начале каждого предложения, словно она запевала очередной куплет песни. Пела его плавно, при этом в упор, глядя на Михаила. Это видели все, кто стоял ближе, и ждали какого-то подвоха.
По рядам собравшихся школьников пошел гул нетерпеливости — началось массовое перешептывание. В животах начинало урчать — все хотели кушать.
Михаил смотрел в отсвечивающие стекла очков заведующей и думал, почему она так не любит его? Что он сделал ей плохого, что она в своем воображении представила его закоренелым негодяем и сейчас всем об этом расскажет? В драки не встревал, мебель не портил, окна не бил. А ведь так иногда хотелось выделиться среди ребят, проявить героизм…
— Тебя! — кто-то шепнул сзади и неожиданно слегка толкнул его вперед.
Михаил очнулся от своих мыслей и тут же испугался, что прослушал что-то важное.
— Иди сюда, Михаил, на середину, чтобы тебя все видели, — очень ласково сказала она, протягивая руку и осторожно, двумя пальцами, словно боясь испачкаться, взяла Михаила за отворот рубахи, выводя в центр.
Теперь тон ее сменился:
— Вот наглец, который будоражит весь коллектив! — начала она обличительную речь.
Сквозь очки блеснули искорки гнева, в уголках рта белой полоской выступила слюна, терпеливо ждущая своего появления и теперь пытающаяся склеить перекошенные двигающиеся губы.
— Во-ро-на? — удивленно зашелестело по рядам воспитанников.
— Вот так Ворона, вот так дал! Я же говорил, что это беркут! — засмеялся Исаев.
Его дружно поддержали смехом все ребята.
— Экстремист, — с серьезным видом уточнил Соломонов, сложив руки на груди, приняв позу Наполеона. Его неприятно мутило после вчерашней пьянки, а еще зудел ударенный при падении локоть. Поэтому речь была столь короткой. Иначе бы одним словом он не ограничился.
Это заметили стоящие рядом и прыснули в ладошку.
— Наконец-то! — сказал Румянцев, шагнув вперед, наклонив голову на бок, делая вид, что заглядывает Михаилу в глаза — А то мы и не догадывались, кто это нас терроризирует! Ан вот это кто!
В задних рядах воспитанников начался открытый хохот. Те, кто стояли ближе, еле сдерживались.
Ирма Потаповна не могла понять, чем вызван такой смех, но решила для себя, что это выражение детской нервозной радости. Она не была уверена в правоте своих слов, но в то, что любой интернатовский ребенок проказит, она не сомневалась. А дабы эти проказы не перешли в серьезное правонарушение, решила, что поступает правильно, устроив наглядное бичевание Михаила, пусть даже не совсем виновного. Зато это послужит хорошей профилактикой для остальных.
