* * *
В то примечательное утро Бинго сидел на самой мягкой софе, и его больные, распухшие от артрита ноги покоились на зеленой вельветовой подушке, венчавшей низкую скамеечку. Он задумчиво смотрел на мосластые суставы пальцев — точнее, на те места, где они примыкали к стопам — а суставы, в свою очередь, смотрели на него, словно десять красных редисок. Ах, бедный славный Бинго! В этот миг он ощущал весь груз страданий своего существования.
Внезапно в дверь постучали. Серия ударов, громких и пугающих, могла быть вызвана озорным ребенком, который втолкнул шутиху в скважину замка, поджег ее, отбежал на несколько шагов, но, услышав невыразительный хлопок отсыревшего заряда, вернулся и теперь от досады пинал дверь своей неотстеганной задницей и каблуками башмаков с железными подковками. Вы же знаете эту современную молодежь. Тьфу! Ну что с нее возьмешь?!
Бинго печально вздохнул и крикнул:
— Проваливай!
Затем он добавил погромче:
— Вали отсюда, я сказал!
Однако стук в дверь продолжался.
Делать было нечего. Бинго медленно поднялся на ноги и заковылял в прихожую, морщась при каждом шаге и издавая обычные восклицания притворной боли, включавшие в себя «ах!» и «ох!», свистящие вздохи и «уй-ю-юй»
[2].
Бинго не нравилась круглая дверь его дома. А кому бы она понравилась? Геометрия требовала, чтобы дверь крепилась к косяку одной петлей, и для того, чтобы выдерживать нагрузку, петля располагалась в самой худшей и невыгодной позиции. В результате дверь сквозила, с трудом открывалась, и каждый уличный хулиган мог выбить ее одним ударом — тем более, если он был достаточно юным, чтобы носить башмаки на еще нераспухших ногах. Но традиция всегда остается традицией. К тому же, архитектурная комиссия Хромбит-Эгей! насаждала эти круглые двери с особенным усердием. Бинго отодвинул щеколду и вышел на порог.
Снаружи в ореоле солнечного света стоял колдун. Бинго никогда не видел колдунов, но буква «W» на пончо пожилого мужчины безошибочно указывала на его принадлежность к магическому братству. Хотя он мог оказаться мелкожвачником необычно высокого роста, надевшим свое пончо вверх ногами.
В дверь продолжали колотить — еще громче прежнего.
Бинго вопросительно взглянул на колдуна.
— М-да, — гулким голосом сказал старик. — Я извиняюсь за беспокойство.
— Просто извиняетесь? — спросил озадаченный соддит.
Он еще раз посмотрел на стучавшую дверь.
— Я наложил на нее чары, — прокричал колдун, словно перекрывая шум бури. — Это довольно простое колдовство. Я сильно одряхлел за долгую жизнь, чтобы стучать в закрытые двери. Ага, нашли молотобойца! Я слишком стар и немощен для этого. Ты меня понимаешь? Я наложил стучащие чары.
Бинго покосился на круглую дверь.
— Вы не могли бы снять их, если вам не трудно?
Очевидно, колдун не расслышал его слов.
— Спасибо, юноша! — произнес он зычным голосом. — Ты слишком добр ко мне. Это не слишком сложное заклинание, хотя и очень мощное. Да-да, очень мощное!
— Как долго они будут действовать?
— А то! — снисходительно прогудел колдун. — Вот только как теперь их снять? Это сложный вопрос. Смогу ли я справиться с такой задачей? Какой ответ? Ответ таков: снять чары очень трудно. Понимаешь, парень? Накладывать заклинания легко. Другое дело — их снимать!
— Как... долго... они... будут... действовать? — повторил встревоженный Бинго, расставляя паузы между словами и напрягая лицевые мышцы в демонстрационной манере, словно говорил с глухим человеком.
— Граббинс? — закричал колдун, приподнимая косматые брови. — Ты Граббинс?
Опалив напуганного юношу пронзительным взглядом, он протиснулся в дверной проем и ввалился в прихожую дома. Когда Бинго развернулся на пятках, высокий колдун, согнувшийся едва ли не вдвое, уже направлялся из коридора в гостиную. Он продолжал громко выкрикивать фамилию соддита. Все это время входная дверь издавала оглушительный шум, словно какой-то тяжелый предмет со стуком катился по бесконечному пролету лестницы. Бинго, бормоча «эй, вы!» и «ой, моя нога!», заковылял за колдуном. Войдя в гостиную, он увидел старика на своей любимой софе (которая была достаточно большой для малорослика, но могла служить для человека только креслом). Тот лучился беззубой улыбкой.
— Так, значит, ты Граббинс! — прокричал колдун.
— Да, это я, — ответил Бинго. — Послушайте! Я, конечно, извиняюсь, однако должен попросить вас удалиться. Мне очень жаль, но вы не можете оставаться в моем доме. Вы не можете сидеть на этой софе.
— Как я догадался? — спросил старик. — Просто на твоей двери висит табличка с надписью «Граббинс».
— Я вынужден просить вас уйти, — повысив голос, крикнул соддит.
— Граббинс, — произнес колдун, приложив к щеке палец в выжидательном жесте. — Фамилия грабителя, верно?
— Я добропорядочный хромбит в самом точном смысле слова, — сказал Бинго, морщась от внезапной боли, пронзившей его левую пятку. — Прошу вас немедленно покинуть мой дом!
— Я так и думал, — с понимающей улыбкой ответил гость. — Иначе и быть не могло.
— Уходите! — завопил юный соддит. — Я вас очень прошу!
— Как ты добр, — сняв шляпу и положив ее на колени, сказал старик. — Мне с сахарком. Два кусочка. Меня зовут Гэндеф. Я колдун. Да-да, на самом деле. Знаменитый Гэндеф. Но не бойся. Я обещаю...
Он тихо захихикал.
— Хотя я и колдун... Короче, обещаю, что не превращу тебя...
Он снова захихикал — на этот раз так, что его плечи и голова затряслись от бурного веселья.
— Не превращу тебя в жабу — АРГ-КХТЩ КОФ-КОФ-КОФ.
Старик начал кашлять так сильно, так яростно и спазматически, что едва не свалился с софы на пол.
— АХУВРГ-ЧВШВОФХ КОХ-КОХ, - прокашлял он. - КОХ КОХ КОХ КАХ КАХ КОХ КОХ.
Бинго с тревогой присел на свое второе самое лучшее кресло.
— КОХ КОХ КАХ КОХ КОХ, — продолжал колдун.
— С вами все...? — попытался спросить соддит.
— КОХ КОХ КАХ КОХ, — закончил старик и устало откинул голову на спинку софы.
Его лицо побледнело. На седой бороде под нижней губой блестели сгустки слюны.
— Чтоб мне провалиться! — сказал он придушенным голосом. — О, милый мой! Вот это да!
