Оттуда! После всего пережитого минувшей ночью гроза посреди зимы – это сущие пустяки. Или не пустяки, а предвестники? Не оттого ли так тяжело дышать? Не оттого ли душа рвется на волю, в предгрозовую темень? Не оттого ли подаренный албасты браслет тревожно вибрирует, и вибрация эта пронизывает все тело, до самых костей?
Бригадир Волошин, давний отцовский приятель, отпустил Алексея без лишних расспросов, только посмотрел многозначительно да сказал:
– Ты глянь, что на дворе творится! Не шастай там без лишней надобности. Если дело какое-то неотложное есть, делай, а потом сразу же домой. Зимние грозы они самые страшные.
Из цеха Алексей не вышел, а выбежал. К тому времени как он оказался на улице, браслет уже не просто вибрировал, а нагрелся так сильно, что едва ли не обжигал. А снаружи творилось невероятное, на стремительно темнеющем, затянутом тучами небе вспыхивали зарницы. Снежинки, еще с утра мягкие, кружевные, превращались в крошечные острые пики, больно впивались в кожу, не спешили таять. Порывы ветра так и норовили сбить с ног. Только сейчас стало понятно, о чем говорил Волошин: в такую круговерть на улице делать нечего. А кому есть что делать, тот дурак и самоубийца.
Алексей не был ни дураком, ни самоубийцей, к Стражевому озеру его гнала уже не тревога, а самая настоящая паника. И ни ветер, ни ледяные пики не могли его остановить. Остановить не могли, а вот замедлить…
Он был уже на середине пути, когда из снежного марева вырвались две тени. Вырвались так стремительно, что Алексей едва успел отскочить в сторону.
– Далеко собрался? – спросила одна из теней голосом Демьяна Петровича, и Алексей увидел протянутую руку. – Давай, запрыгивай! Пешком ты до острова сегодня не доберешься!
– Хорошо еще, если лошадьми доберемся! – послышался голос дядьки Кузьмы. – Давай, парень, не задерживай нас!
Алексей не стал ни о чем расспрашивать, ухватился за протянутую руку, вскочил на лошадиный круп позади Демьяна Петровича. Высоко в небе громыхнуло. Лошади испуганно заржали, сорвались в галоп.
* * *
Крепко зажмуренные глаза не помогли, потому что зажать уши связанными руками Галка не могла, а значит, слышала все до последнего крика, до последнего всхлипа и последнего вздоха… А сырой воздух подземелья пропитался острым запахом крови, кажется, насквозь.
– Пойдем, девочка, – послышалось в наступившей наконец тишине, и Галкины узы упали на пол. – Пойдем, у нас мало времени.
Открывать глаза было страшно, но Галка себя заставила. Смотрела она не на то, что осталось от Иннокентия, а на албасты.
– Не бойся. – Албасты вытерла окровавленные руки о свои седые волосы, и волосы сделались красными. – Тебе не нужно меня бояться. Только не меня. Пойдем!
Длинные когти снова скользнули по седым волосам, выдирая клок. Через мгновение к Галкиным ногам упал светящийся клубок из волос, но до пола он так и не долетел, завис в воздухе, на уровне коленей. Света, от него исходящего, как раз хватало, чтобы осветить им путь. Албасты шла первая. Вернее, не шла, а плыла, не касаясь босыми ногами земли. Подземелье не мешало, не задерживало, шаг за шагом открывало перед ними свои тайны, признавая в албасты хозяйку, признавая Галку своей по праву рождения. Подземелье со вздохом легкого сожаления отдало им что-то, завернутое в холщовую сумку. Или это был не вздох, а всего лишь сквозняк? Галка не знала. Думать она могла теперь только о детях, что остались в замке. Думать про Иннокентия и Аделаиду она себе запретила.
– Дети, – сказала она, глядя в сгорбленную спину албасты. – С ними все будет в порядке?
– Будет. – Албасты обернулась, посмотрела на девушку черными-черными, словно до углей выжженными глазами. – Если мы его одолеем, все, кого ты любишь, останутся в живых.
Галка не стала спрашивать, кого они должны победить. Знание это теперь тоже было в ее крови, оно просочилось в поры вместе с ледяной озерной водой, когда Желтоглазый пытался убить сначала ее, а потом и Лешу. От мыслей о Леше на сердце, уже почти выстывшем до состояния льдинки, снова стало тепло. Ради Леши, ради детей она будет стараться изо всех сил, сделает все, как велела албасты. Хотя бы попытается…
Когда в одной из стен вдруг открылся потайной ход и они вышли на поверхность, оказалось, что снаружи почти так же темно, как и под землей. Густую черноту подсвечивали лишь синие всполохи молний. Налетевший ветер едва не сбил Галку с ног, но седые косы албасты сначала обвили ее за талию, не позволяя упасть, а потом и вовсе потащили за собой, как на буксире. Оглохшая от громовых раскатов и ослепшая от вспышек молний, заледеневшая на пронизывающем ветру, Галка могла думать лишь о том, чтобы удержаться на ногах и добраться до маяка живой. То, что путь их лежит к маяку, она поняла почти сразу, почувствовала по сначала едва различимой, но с каждым мгновением все усиливающейся пульсации. В пещере под маяком в последней агонии билось серебряное сердце, и конвульсии его передавались острову, заставляя землю под ногами вздрагивать.
– Он чует, – послышался в голове голос албасты. – Он чует нас троих и боится. Эта буря – все, что он может, все те крохи сил, что он скопил за эти годы.
Крохи? Как можно назвать крохами такую всеразрушающую мощь?! Каким же он был в полной силе?
– Страшным, – ответила албасты на невысказанный вопрос. – Он и сейчас страшный и опасный. Вы с ней должны быть осторожны.
– С кем?
– С ней!
Из снежной круговерти выступила девушка. Она оказалась совсем не похожа на Галку. Она была старше и выше, даже снег не мог скрыть золотое сияние ее волос. Серебро и золото… Наверное, со стороны это даже красиво. Жаль только, что некому оценить эту красоту. Или, наоборот, хорошо? Потому что тех, кто мог бы оценить, не должно здесь быть! Пригласительные билеты есть лишь у них троих. Так уж вышло…
– Здравствуй, меня зовут… – Рыжая не успела договорить, одной рукой албасты сжала ее запястье, второй – Галкино, и надобность в представлении отпала. Всего через мгновение они знали друг о дружке все. Они не были сестрами, но серебро, текущее в их венах, роднило куда сильнее человеческих уз.
– Спасибо, – сказала Лиза, обнимая Галку за плечи. – Спасибо, что уберегла Санечку.
В маячную башню вслед за албасты они вошли, крепко держась за руки. Было ли им сейчас страшно? А пожалуй, что нет! За себя они больше не боялись.
– Сюда. – Одна из кос албасты обвилась вокруг торчащего из досок пола железного кольца, потянула вверх, открывая вход в подвал.
Спускались быстро, без лишних разговоров, а спустившись, замерли над еще одним люком, на сей раз надежно замурованным. Им не нужно было рассказывать, что там, под башней, они чувствовали это каждой косточкой, каждым нервом. Чувствовали его злость и его беспомощность.
– Там внизу вода. – Ноздри Лизы раздувались, втягивая в себя воздух. – Оно полностью под водой…
– Оно под водой, а сам он в Нижнем Мире. – Из холщовой сумки албасты одно за другим доставала серебряные зеркала, расставляла их вокруг замурованного каменного колодца. – Ты, – она указала когтем на Галку, – спустишься в пещеру. А ты, – коготь почти уперся в Лизину грудь, – отправишься в Нижний Мир.
