Вопреки нашим денежным затруднениям Леопольд чувствовал себя здоровым, был весел и много работал. Я восхищалась им, потому что сама была подавлена обстоятельствами, и должна была всегда насиловать себя и наблюдать за собой, чтобы не показывать ему моего уныния. С другой стороны, меня очень огорчало, что ему приходилось так много и спешно работать, чтобы во что бы то ни стало заработать денег; работа его не могла быть удачной, и, в самом деле, она никуда не годилась.
Иногда я была тронута полнейшим отсутствием у него потребностей: он не пил, не курил и одевался даже с преувеличенной простотой. Поэтому-то, когда у нас бывали деньги в доме и он выражал какое-нибудь желание, у меня не хватало духу отказать ему; все его желания, к тому же, были очень скромны, чаще всего дело шло о какой-нибудь прогулке, об удовольствии для детей, да раз или два в год о кацавейке для меня. У него никогда не было ни гроша в кармане, все заработанные деньги он отдавал мне, и я тратила их по своему усмотрению. Я говорю: все, – но это означает деньги, оставшиеся от уплаты старых долгов, что иногда было очень немного. Старые долги представляли из себя бездну, поглощавшую по крайней мере половину всего его заработка. Что это были за долги, я, по правде сказать, никогда не знала. Этим делом заведовал его брат Карл, ему посылали деньги, и он уплачивал.
Его любимым развлечением была наша обычная тема для разговора.
Мало-помалу я приучила себя смотреть на эту игру фантазии, как на нечто неизбежное в моем существовании, и примирилась с этим. Моей главной заботой было старание, чтобы не случилось чего-нибудь, позорящего его честь. Я, конечно, не могла избежать неловкости для себя, но это было наименьшее зло, и я выбрала его. В первое же время нашего пребывания в Розенберге Леопольд поместил в «Tagespost» объявление, в котором было сказано, что «молодая, хорошенькая женщина желает познакомиться с энергичным господином».
Граф Аттемс – который? не знаю, их так много в Граце! – ответил на объявление. Я должна была назначить ему свидание, причем непременно в лесу, прилегавшем к ферме, на которой мы жили; мой муж пожелал следить за нами, спрятанный в кустарниках, чтобы «испытать муки ревности». Я нашла графа на условленном месте.
Он не видел, когда я подошла, так как всеми силами старался вставить в глаз монокль, упорно выскакивавший из него. Наконец, ему удалось; и от удивления он снова уронил монокль. Он не знал, как ему поступить, приветствовать ли меня или снова укрепить упрямое стекло.
– Оставьте его, вы гораздо красивее без него, – сказала я ему.
Он был мал ростом и совсем не имел вида «энергичного» человека, со своим незаметным лицом и невнятным произношением. Я с удовольствием тотчас же отправила бы его туда, откуда он пришел, но я подумала о моем муже, подстерегавшем нас, и мне не хотелось лишить его удовольствия испытать «муки ревности».
Прогуливаясь по лесу, мой граф споткнулся о корень дерева и растянулся во весь рост. Он не ушибся, но его брюки пострадали, а монокль разлетелся в дребезги.
На этом финале он попрощался со мной, взяв с меня обещание написать ему, когда и где мы с ним увидимся еще.
Мой муж тотчас же пошел мне навстречу. Муки ревности, испытанные им, очевидно, не были очень сильны, потому что он был в неудержимо веселом настроении.
– Ах, какая ты очаровательная женщина! – сказал он мне. – Ты постоянно открываешь новые стороны своего характера, которые приводят меня в восторг. Ты была прелестна, когда так весело смеялась над ним.
– Значит, ты слышал, о чем мы говорили?
– Слово в слово!
– Что ты скажешь, если я сделаю этого дурака графа твоим хозяином и властелином? Это была бы утонченная жестокость, о которой ты и не подумал.
Он засмеялся.
– Ты не имеешь права сделать это. Это было бы против нашего договора».
– Какой договор? Ведь не хочешь же ты насиловать мои вкусы?
– Так как ты считаешь, что приносишь мне жертву, тебе необходимо сообразоваться с моим желанием и, следовательно, дать меня во власть только красивого и умного человека.
– Хорошо. Но у нас есть еще другой письменный договор, по которому ты мне даешь право делать все, что мне угодно. Сознайся по крайней мере, что ты поступил неосторожно, подписав этот контракт.
– Если б речь шла о другой женщине – да, тогда как с тобой – нет. Ты слишком умна и честна, чтобы сделать что-нибудь против моей чести или нашего счастья.
– Хочешь, мы разорвем контракт и забудем всю эту историю?
– Нет! Ты должна сохранить его, даже если б ты захотела злоупотребить им самым худшим образом. Сознание, что я всецело у тебя в руках, что ты можешь сделать со мной, что захочешь, чувство страха, заставляющее меня трепетать перед тобой, доставляет мне громадное наслаждение.
* * *
Лето прошло, и наступила осень. Ночи были уже холодные, а по утрам все было покрыто инеем, когда мы наконец получили достаточную сумму, чтобы расплатиться со всеми в местечке и переселиться в город.
Мы наняли квартиру в третьем этаже, состоявшую из двух больших и двух маленьких комнат; она была для нас вполне достаточно велика и даже удобна, если б у нас не было Канфа на шее. Расположение комнат заставило меня отдать ему одну из больших, которая должна была в то же время служить столовой.
Нам пришлось продать нашу гостиную мебель и устроить мою комнату, вторую из больших, так, чтобы можно было принимать в ней. Чтобы попасть в мою комнату, необходимо было проходить через столовую, а так как Канф спал там, то ни утром, ни вечером нельзя было пользоваться этим путем; если мне надо было выйти, то я должна была проходить через детскую или через комнату моего мужа.
Но это неудобство еще возможно выносить. Зато столовая, служащая одновременно и спальней, не может быть достаточно чистой и заманчивой. День за днем я должна была вооружаться всем своим терпением, чтобы выносить это. Кроме того, присутствие этого гостя вынуждало всех детей спать вместе со служанкой в крошечной задней комнате, без достаточного воздуха и света.
* * *
В первых числах ноября мой муж получил следующее письмо:
«Что еще в тебе подобно «Новому Платону»? Что может дать твое сердце? Любовь за любовь? Если твое желание не ложь, ты нашел то, что искал.
Твой, потому что должен им быть,
Анатоль».
Письмо было получено из Ишля, но в нем был указан адрес до востребования в другое место, в Зальцбург, если не ошибаюсь.
Это письмо привело Леопольда в состояние ужасного возбуждения и любопытства. Письмо намекало на «Любовь Платона», один из рассказов в «Наследии Каина». Судя по почерку, автор был человеком утонченным.
Кто это мог быть? Мужчина? Не было никакой возможности понять. Во всяком случае, это было интересное приключение, пренебречь которым было, – конечно, невозможно. Весь дрожа от волнения, Леопольд отвечал:
