Чтобы ввести в заблуждение людей относительно личности автора, а также потому, что это забавляло его <>, он не щадил даже нас самих. Во-первых, появилась статья в стихах, относившаяся к Катерине, – пародия на юную иностранку, начинавшаяся так:
У Абдеров уже год
Красотой адаманта
Дева с шляпой Рембрандта
Необъятной цветет.
Леопольд позаботился, чтобы по улице, где жила Катерина, были развешаны крикливые афиши. Она не могла выйти из дому, чтобы не наткнуться на них.
Моментально она примчалась к нам, расцеловала моего мужа и была в восторге от чудесной рекламы, которую он ей сделал.
Дней восемь спустя появилась еще поэма, в которой упоминалось о нас, или, вернее, обо мне, на этот раз это была пародия на «Ты знаешь край…», но слишком лестная, чтобы можно было усомниться в личности автора.
Вероятно, денежные результаты этих статей внушили одному издателю в Граце мысль предложить Захер-Мазоху выпускать еженедельный юмористический листок. Мой муж охотно согласился, и вскоре появились «Черные Точки», насолившие очень многим лицам.
В июне я снова вернулась в Вену вместе с Катериной.
«Wiener Tagblatt» напечатал что-то неверное относительно дела П***. Возмутившись, она хотела потребовать немедленной поправки и, чтобы не терять времени, решила сама отправиться в Вену. Она уже успела приобрести себе друзей среди венских журналистов и рассчитывала на их поддержку. Она просила меня поехать с ней, мой муж также желал поручить мне кое-какие дела.
У нас были даровые билеты, мой муж достал также и Катерине – таким образом, путешествие не должно было ничего стоить; кроме того, Катерина брала на себя все расходы по отелю; значит, мое главное возражение относительно издержек отпадало само собой, и я должна была ехать.
Я не помню хорошо, почему началась наша переписка с князем Камиллом Штархельбергом, каким образом Катерина замешалась в нее.
Мы взяли экспресс. Не успел поезд тронуться, как кондуктор принес мне карточку князя, который находился в этом же поезде и просил позволения зайти поздороваться с нами в Мюрццушлаге.
Что это значило?
Князь Штархельберг никогда не видел меня; почему он знал о моей поездке? Каким образом он мог узнать меня?
Я смотрела на Катерину, она смеялась.
– Что тебе вздумалось? Неужели тебе пришло желание отбить его у Штрубель?
Она не ответила, но я поняла, что сообразила трио. Стоило ей только узнать, что какой-нибудь мужчина любит женщину, как она всячески старалась отбить его у нее. В Мюрццушлаге князь пришел к нам. Я нашла его очень простым и любезным, совершенно таким, каким его описывал один из старинных друзей, полковник Энгельгофер в Грапг. Мы беседовали с ним, прогуливаясь взад и вперед к платформе, и он, конечно, не подозревал, что и много слышала о нем и так хорошо знал его. По приезде в Вену он велел позвать нам коляску и занялся нашим багажом, а когда узнал, что мы остановимся в отеле «Эрцгерцог Карл», что будет иметь удовольствие быть нашим соседом, потому что сам отправляется в отель «Муит», напротив нашего, и что позволит себе намостить нас на следующий день. Он пришел, и наш говор наш длился дольше, чем это обыкновенно принято в таких случаях, Позже мы встретили его в столовой, а вечером он еще раз зашел справиться о моем здоровье, потому что днем я чувствовала себя плохо.
Между журналистами, с которыми Катерина познакомилась и продолжала отношения, находился некий Фукс, небольшой человечек красивой наружности, которого она прозвала своей «лисичкой»; он-то и помог ей поместить опровержение в «Wiener Tagblatt».
В Вене мы пробыли только несколько дней, Письма, которые тогда писал мне муж, ярко освещают наши взаимные отношения и наше тогдашнее положение.
Грац, 18 июня 1879 г.
Дорогая Ванда!
Я отлично знал, что вовсе не опровержение заставило Катерину отправиться в Вену. Почему она ничего не сказала нам о своем, свидании с Штархельбергом?
Все мы, слава Богу, здоровы.
«Heimat» извещает, что мой небольшой рассказ принят, но будет оплачен только 1-го июля. Отправляйся скорее к Эммеру и попроси его тотчас же уплатить нам 80 флоринов. Вчера получено очаровательное письмо от Рошфора. Сегодня Буснах сообщает, что «Лазутчик» окончательно принят в Одеон. Но директор из уважения к моему имени и ради успеха моих галицийских романов желает, чтобы действие происходило не на Кубе, а в Галиции, и Буснах согласился.
Итак, все-таки меха!
Летом директор будет в Вене и зайдет навестить меня.
Вчера я получил прекрасную рецензию из лондонского «Spectator», целых четыре столбца о двух частях «Наследия Каина», «Идеалах нашего времени» и о «Новом Иове». Меня ставят наряду с Тургеневым. Говорят, что Hasara Paba отмечена несравненной иронией.
Маутнер пишет очень мило. Получил деньги от Паймана, отослал Энтериху.
Вчера вечером я беседовал с твоим горностаевым мехом.
В нем сохранился легкий аромат твоего божественного тела, восхитивший меня.
Целую твои маленькие ножки.
Твой влюбленный раб.
Грац, 75 июня 1879 г.
Дорогая Ванда!
Вчера я написал тебе до востребования. Получила ли ты письмо?
Пойди утром часов в 10 в «Heimat» и постарайся получить 80 флоринов. Мы решительно все заложили, чтобы прожить еще несколько дней.
Дело с лекциями не важно. Я написал Трегеру, что буду читать их, не имея достаточной гарантии. Наше положение не позволяет нам действовать наугад. Лучше остаться в Граце, чтобы работать над опереткой и пьесой для Тевеле; прибавив к этому «Наших рабов» и Ринг театре и «Лазутчика» в Париже, мы сможем свести концы с концами. На имя Катерины ничего не получено: пи посылок, ни писем.
Гольцингер говорит, что Ж*** и его мать в отвратительном положении. Она наделала дела a la Spitzeder. За своими следит полиция. Дети здоровы и ведут себя хорошо. Мне нечего говорить тебе, как я был бы счастлив получить от тебя хоть один пинок ногой.
Привет Катерине и венским друзьям.
Твой Леопольд.
Грац, 19 июня 1879 г.
Мои дорогая жена!
Твое письмо бесконечно обрадовало меня. До сих пор я воображал, что ты меня вовсе не любишь, и часто эта мысль угнетала меня и парализовала мою деятельность. Теперь же, обладая твоею любовью, я все перенесу легко, не буду терять энергии и буду работать с восторгом.
До субботы мы кое-как обернемся. А дальше? Сходи еще раз к Эммеру, скажи ему откровенно, в каком отчаянном положении мы находимся, и сделай все возможное, чтобы добыть эти 80 флоринов.
