В 1903 г. Зубатов был уволен, что не изменило его убеждений. В марте 1917 г., узнав об отречении Императора Николая Второго, Зубатов застрелился [3. Т.15. ген. А. И. Спиридович «При царском режиме»]. Что касается Плеве, то его террористы взорвали бомбой, когда он ехал для проведения доклада Государю. 15 июля 1904 г. Николай II записал в своем дневнике: «В лице доброго Плеве я потерял друга и незаменимого министра вн. д.». В то же время смертные приговоры вынесли виленскому и харьковскому губернаторам, а 6 мая 1903 г. был убит уфимский губернатор Богданович.
Работа над профессиональными рабочими организациями была оставлена, хотя о ней продолжал писать Л. Тихомиров, противопоставляя социализму христианские идеалы. Он подавал записки генералу Д. Ф. Трепову, а позже П. А. Столыпину [82].
Прямой мерой по улучшению жизни рабочих и защите их прав стало принятие ряда законов. Со 2 июня 1903 г. владельцы предприятий стали нести прямую ответственность за несчастные случаи с рабочими, обязательную плату пособий на лечение, страхование на случай болезни; было введено нормирование рабочего дня (максимум 11,5 часов, потом будет установлен предел в 10 часов), а с 10 июня был установлен порядок выбора фабричных старост для общения с работодателем и властями. Такое рабочее законодательство оказалось самым передовым в мире. Уровень безработицы в России 1900–1910 гг. был на порядок ниже, чем на Западе, всего 1–2%, в то время как заработки русских рабочих (для 1913 г. уже 30 руб.) по покупательной способности уступали только американским. Расчет этого произвел и доказал советский академик Струмилин [67].
Даже перед революцией рабочий год в России составлял 250 дней, а в Европе около 300. Поэтому если в рабочем вопросе у Российской Империи были недоработки и причины для неудовольствий и забастовок, то лучшего положения в мире не было, может, за вычетом Америки.
В такой стране жил подъесаул Краснов и работал на умножение ее сил. Несколько раньше состоялось его знакомство с полковником А. А. Поливановым, редактором «Русского инвалида». Эта газета, которой Краснов дал большинство своих статей, была основана в Петербурге П. П. Пезаровиусом в 1813 г., весь доход от нее назначалось передавать жертвам недавней войны: раненым, инвалидам, вдовам и сиротам. В самом крупном романе П. Н. Краснова «От Двуглавого Орла к красному знамени» есть XXVI глава пятой части, которая была опубликована в самом первом издании, в 1921-м г., а в 1922-м убрана автором [45]. Исключенная глава содержит характеристику «Русского инвалида» и Поливанова, который сыграет в истории России несколько зловещую роль. Понять его поможет эта глава [44]:
«С новым царствованием появились новые люди. Военным министром стал Куропаткин, назначивший Поливанова главным редактором газеты «Русский инвалид» и журнала «Военный сборник». Газетка была маленькая, захудалая, без читателей. Печатались в ней приказы о производстве, назначениях и наградах, помещались сухие, казенные, по трафарету составленные, описания парадов, смотров и маневров, которые никто не читал, и статьи технического или военно-исторического содержания И газета, и журнал были узко казенными, и в нарождавшейся тогда русской прессе с ними не считались. Но для Поливанова это было поле деятельности. В какой-нибудь год он так расширил «Инвалид», так углубил его программу, что с ним стали считаться в русской и заграничной прессе. Ставши редактором «Русского инвалида», Поливанов не только вывел в люди газету, но и сам лично вошел в круг русских газетных деятелей. Поливанов стал мостом между военной кастой и общественными деятелями. Та внутренняя политика, которая нарождалась в те дни в русской прессе, стала отражаться и в «Русском инвалиде».
Вот как. Рассказанное о Поливанове очень важно, и надо будет потом вернуться к содержанию исключенной главы для его характеристики и вскрытия связи с общественными деятелями. Пока для нас важно, что Поливанов поднял «Русский инвалид» и сделал ее любимой газетой Государя, читавшего ее постоянно.
В 1901-м г. Краснов, один из тех, кто поднимал с Поливановым качество газеты, еженедельно размещает фельетоны о жизни Русской Армии. Несколько августовских фельетонов о красносельских маневрах, под заглавием «Трое в одной палатке», особенно понравились Императору Николаю II, который сказал Военному министру Куропаткину, что хотел бы узнать о жизни армии в недавно занятой Манчжурии, «как описывает Гр. А.Д. в фельетоне «Трое в одной палатке»» [24, с. 547].
Согласно Высочайшей воле, в сентябре П. Н. Краснов отправился на Дальний Восток. В этот раз Лидия Федоровна не пожелала расставаться с супругом-путешественником и 7 сентября выехала с ним из Петербурга. 17 сентября они были в Иркутске. Этот город Краснов назвал началом Азии и столицей Сибири. Здесь и далее он начинает сравнивать увиденное со всем, где был раньше. С пустынями Африки, бесподобным заливом Ялты, чересполосицей Литвы, донскими степями, кавказскими горами, ярким Каиром и широким Константинополем.
Владивосток он нашел красивее Севастополя, Пекин — грандиозной древней столицей, способной удивлять непривычной красотой, широтой и величием. Красновы объехали Маньчжурию, в которой построенную Россией Китайскую Восточную железную дорогу охраняли сотни казаков вольнонаемной казачьей стражи. «В Пекине, только что занятом войсками международного отряда, куда первыми в ворота ворвались восточно-сибирские стрелки и с ними казаки-забайкальцы 1-го Верхнеудинского казачьего полка, меня водил осматривать дворцы бравый урядник-забайкалец. Он совершенно свободно и бойко говорил по-китайски. Он был не победитель, но друг китайцев, и по его просьбе китайские офицеры показывали то, что было закрыто для других европейцев» [41]. Краснов подчеркивал, это борьба, а не война, — усмирение мятежа, защита железной дороги [38, с. 265].
Путешествие Краснова охватило Уссурийский край, Владивосток, Порт-Артур, Пекин, и продолжилось в Японии: Нагасаки, Йокогама, Токио. Таинственный знакомый Краснова (Карп Захаров?), оставивший воспоминания под псевдонимом Владикавказец, рассказывает о встрече в советском концлагере с Юрием Михайловичем Янковским, у которого Краснов останавливался с супругой около Владивостока. Кто-то из тех двоих перепутал дату — дело было не в 1904 г., поэтому в Японии Краснов смотрел не русских военнопленных, их тогда не было. На войну Краснов действительно поедет военным корреспондентом, но без супруги и не на острова, конечно же. В остальном Владикавказец рассказывает верно: Краснов ехал по поручению Государя, и после Японии совершил большое плавание до Индии и вокруг нее [Владикавказец «Пути-дороги» // «Русская эмиграция в борьбе с большевизмом» М.: Центрполиграф, 2005, с. 371].
Дмитрий Гурко в «Воспоминаниях генерала» рассказывает о встрече с Красновым в Токио. Д. И. Гурко — тот самый, что выпускался вместе с Деникиным и пользовался расположением Сухотина. Если на слово поверить Д. Гурко, он и П. Краснов на встрече в Токио договорились раскрыть правду русскому обществу о могуществе японских вооруженных сил, но зловредный министр Куропаткин не дал напечатать статью Д. Гурко, назвав пугалом изображение им японской армии, и запретил печатать Краснова после первой такой статьи. Тут надо следовать главному правилу историка: никому не доверять и все проверять.
