А в повести Краснов приводит следующее рассуждение:
«Когда я служил в полку, я присутствовал однажды на экзамене в полковой учебной команде. Священник, расспрашивая экзаменующихся о Ветхом Завете, задал, между прочим, одному солдату из хохлов, вопрос, правда ли, что когда гремит гром, то, как верит простой народ, Илья пророк катается на колеснице. «Никак нет, — отвечал солдат. — Никак это невозможно. — Да почему ты так думаешь? — А вот почему. Можно ли подумать, чтобы святой Божий Илья стал заниматься такими глупостями, как скакать на колеснице и грохотом ее пугать людей. — Так и я вам скажу — можно ли подумать, чтобы души умерших людей стали заниматься такими глупостями, как вертеть столы, писать фразы на никому не понятном языке, стучать и тому подобное…» Почти так же рассуждала полвека назад самоуверенная фрейлина А. Ф. Тютчева: факты проявления духов «слишком очевидны, чтобы их можно было оспаривать», им нет научного или рационального объяснения, и «в таком случае спрашиваешь себя, почему эти проявления так глупы». Дневник Тютчевой, в коем рассказывается об участии в спиритических сеансах семьи Императора Александра II, о поведении духов и о многом другом, впервые был опубликован в 1928–1929 гг.
Семен Франк в 1916 г. выделился научным исследованием о сущности человеческой души. В нем философ иронизирует над верой в любезность духа Наполеона или апостола Павла, будто бы снисходящего до общения с желающими, и предполагает, что спиритическая способность написать нечто, о чем лично-предметное сознание человека не знает или чего не ожидает, есть проявление собственного внутреннего душевного состояния «за пределами нашего бодрствующего сознания» [86]. Представители монархического поколения как будто не сталкивались с опасностями спиритических сеансов, и Франк даже советует сомневающимся провести простое экспериментальное исследование. Он уверяет: ежели четыре или пять трезвых и здравомыслящих лиц (желательно с участием женщин) сядут вокруг небольшого стола, положив на него ладони, и прождут 5-10 минут, то в 9 из 10 случаях получат «движения» стола. Франк наблюдал не только глупые проявления, как Тютчева и Краснов, он отмечает «изумительно-проницательные слова и фразы». Все это говорит о разнообразии природы спиритизма, который, впрочем, для С. Л. Франка и П. Н. Краснова служил лишь вспомогательной темой к основной. В основу повести «В манчжурской глуши» Красновым вновь была положена вечная тема настоящей любви.
Современная Джульетта, 18-летняя «барыня» поехала с Сашей в названную глушь. Известие об этом вызвало переполох на посту, а привело к преображению холодной полуразвалившейся фанзы — для себя прежде не старались ни чистить, ни строить, ни украшать. Молодая пара проходит через испытание любви в тяготах пути и жизни в глуши (явно использован опыт путешествия «По Азии», когда Краснов писал статьи о пользе полковых дам на окраинах [93, с. 263]). Адя встречает также искушение веры, соблазнение отрицанием греха: «Грех, Адель Филипповна, создали люди, глупые, трусливые, боящиеся смерти. Все, что может человек взять из жизни, пусть берет теперь — дальше ничего не будет — нирвана, небытие», — убеждает Арцимович, дает ей читать «Без догмата» Сенкевича, Эдгара По и «о Будде… Вы, как никак, в стране буддистов». Если для понятия нирваны в буддизме есть различные трактовки, и Арцимович может быть не совсем точен, то понятия греха буддизм не знает и даже демонстративно отрицает. Адя страдает, замыкаясь на себе, не находя дела, пока ей не помогают понять, что именно здесь, куда более чем в Петербурге, важны ее дела по хозяйству, ободрение, просвещение, общение, поддержка связи с Россией. Здесь дела приносят ощутимую пользу, а в высшем свете заняты только тем, чтобы «убить скуку», для чего этикет придуман. Адя поняла, что «не подготовленной кинулась в житейское море», и друг устраивает им 6-месячный отпуск в С.-Петербург. Он уверен, «они не вернутся», хотя обещают это. Героическая романтика повести сформулирована в утверждении: «Из мелочей создается и самая жизнь. И подвиг жизни не в презрении этих мелочей, а в победе над ними».
За десять лет писательских опытов, в сравнении хотя бы со сборником «Донцы. Рассказы из казачьей жизни», Краснов заметно продвинулся с владением пером. Тогда местный казачий колорит подавался несколько неуклюже. Теперь заметен приятный контраст — легкое и плавное повествование, чувственная сила сентиментальности.
Деникин: «В поезде за двухнедельное путешествие мы все перезнакомились. И потом, по приказам и газетам, я следил за судьбой своих спутников. Погиб адмирал Макаров и чины его штаба… 8 марта он прибыл в Порт-Артур, проявил кипучую деятельность, реорганизовал технически и тактически морскую оборону, а главное, поднял дух флота. Но жестокая судьба распорядилась иначе: 12-го апреля [н. ст.] броненосец «Петропавловск», на котором держал свой флаг адмирал Макаров, от взрыва мины в течение 2-х минут пошел ко дну, похоронив надежду России.
Ген. Ренненкампф в позднейших боях был ранен, один из его штабных убит, двое ранено: Кравченко [журналист и художник от газеты «Новое время»] погиб в Порт-Артуре: большинство остальных было также перебито или переранено.
Поезд наш отмечен был печатью рока…» [20].
Краснова и Деникина рок тоже настиг, но после.
Если верить А. Смирнову, то Петр Николаевич рисковал погибнуть на броненосце «Петропавловск», куда его лично пригласил командующий Тихоокеанским флотом С. О. Макаров. Броненосец подорвался на мине, из 705 человек погибло 636, спаслись командир Н. М. Яковлев и Великий Князь Кирилл Владимирович. Согласно Смирнову, от смертельной опасности Краснова уберегли лошади — Фаталист и ЛореЛея. Град был уже не молод, чтобы ехать с ним на войну. Выяснилось, что «купленные» лошади должны будут прибыть на следующий день после отплытия «Петропавловска», и Краснов остался на станции [71, с. 39]. В романе «В житейском море» их можно найти в Красном Селе при главном герое на скачках и в строю. Фаталист и Лорелея — литературно очень, похоже на Краснова. Он дал им имена за свойства характера: Лорелея — нервная, чуткая, стройная красавица, Фаталист (в романе под именем Дамокл) — мощный, флегматичный [38, с. 193]. Доверяя роману «Вжим» больше, чем Смирнову, я полагаю, Краснов не купил названных лошадей, а отправил другим поездом.
Если историю с приглашением Макарова Смирнов не выдумал (а он может!), не понятно, при чем здесь обмолвка Смирнова «по пути на фронт» и прощание до встречи в Порт-Артуре. В Порт-Артур адмирал Макаров благополучно прибыл 24 февраля, а флагманский «Петропавловск» взорвался на мине 31 марта. Дальше, судя по книге Краснова «Русско-японская война: Восточный отряд на реке Ялу. Бой под Тюренченом» СПб.: Изд. Всероссийского национального клуба, 1911, — он тогда находился на реке Ялу, естественной границе Манчжурии и Кореи. Вероятно, точного места прикомандирования Краснов не имел, и мог принять приглашение Макарова, а потом оказаться на «Петропавловске» или в осажденном Порт-Артуре. Зато можно не сомневаться в подлинности случая, спасшего другого будущего генерала, знавшего Краснова и Деникина. 31 марта 1904 г. Дмитрия Гурко лично (сколько таких предложений разослал адмирал?) вызвал к себе С. О. Макаров, но извозчика, которой должен был его отвести, перехватил В. Верещагин [17]. В очерке Г. К. Графа о В. К. Кирилле Владимировиче сообщается о попытках адмирала Макарова отговорить Верещагина от участия в морском сражении. В декабре аукцион картин, оставшихся от Верещагина, был отменен — всю коллекцию приобрел Государь Император.
