Убийство Павла I в Михайловском замке в марте 1801 г.
Александр I на прогулке
Александр I вернул в Зимний дворец все порядки и нравы своей бабушки. И вновь на главной гауптвахте ежедневно заступали дворцовые караулы. Без всякой охраны ежедневно он гулял по «большому императорскому кругу». Граф В. А. Соллогуб писал: «В час пополудни он выходил из Зимнего дворца, следовал по Дворцовой набережной, у Прачешного моста поворачивал по Фонтанке до Аничкова моста… Затем государь возвращался к себе Невским проспектом. Прогулка повторялась каждый день и называлась le tour Imperial. Какая бы ни была погода, государь шел в одном сюртуке с серебряными эполетами и в треугольной шляпе с султаном, надетой набекрень».
Александр I после гибели своего отца отчетливо представлял, что никакие караулы или рвы с подъемными мостами не спасут императора, если он своей внешней и внутренней политикой не будет выражать интересы большей части русского дворянства.
Ежедневно меняющиеся караулы гвардейских полков охраняли Зимний дворец вплоть до 1826 г. Однако выступление гвардейских офицеров 14 декабря 1825 г. заставило пересмотреть устоявшуюся схему охраны Зимнего дворца. Тем более что в ходе следствия всем членам императорской фамилии стало известно о том, что декабристы вознамерились истребить всех Романовых.
Императрица Мария Федоровна писала об этом в марте 1826 г., когда в Комендантском доме Петропавловской крепости шло следствие по делу декабристов: «Мой сын рассказал нам также, что был допрошен некий Поджио, который сознался и сообщил, как должно было произойти истребление нашей семьи; что касается его самого, то он предложил обе свои руки, чтобы обратить их против Николая, – решили, однако, что необходимо шесть… Великий Боже, какая [нрзб.] какие люди! И только кончина нашего Ангела предотвратила гибель нашей семьи и государства; иначе бы кровь полилась ручьями! Как это наводит на размышление! Во всем виден перст Божий, но пути Его неисповедимы»
[575].
17 марта 1826 г. Николай I рассказал матери, что «Каховский, который содержится в крепости, сознался, что 13-го вечером Рылеев побуждал его отправиться на другой день во дворец в форме гренадерского конвойного офицера, чтобы убить в коридоре Николая, и что для этого он должен был переодеться и надеть гренадерский мундир; он отказался и сказал им, что хотя они начали ранее его, но он хочет умереть с ними, и он действительно явился на площадь. Какой ужас! Это заставляет содрогаться, тем более что, замышляя убийство, они говорили о нем со спокойствием и хладнокровием, на которые способны лишь развратные натуры! Да будет милостив к нему Господь!»
[576].
Исходя из материалов следствия, у Николая I появились все основания усилить охрану Зимнего дворца проверенными ветеранами гвардейских полков. 2 октября 1827 г. Николай I подписал указ об учреждении «Роты Дворцовых Гренадер». Согласно «Положению», в ее состав входили чины лейб-гвардии, которые в войне 1812 г. «оказали свое мужество». В «Правилах» уточнялось, что «в роту поступают добровольно отличнейше из Гвардейских отставных чинов… из одних тех людей, кои бывали в походах против неприятеля». Все первые офицеры Роты имели ордена Св. Георгия за Бородино. Из 120 человек 69 человек нижних чинов имели знаки отличия военного ордена Св. Георгия и 84 человека – знак отличия Св. Анны за 20-летнюю беспорочную службу
[577]. Это была военная элита, безусловно преданная императору.
Для гвардейцев зачисление в Роту означало пожизненное содержание от Министерства Императорского двора. Подчеркивалось, что «никто в роту не определяется без Высочайшего повеления», то есть личный состав роты подбирал сам император. Главной задачей личного состава Роты являлось обеспечение «Полицейского надзора во Дворцах, где будет… пребывание» императора. Гренадеры несли караульную службу в Зимнем дворце, в том числе и у покоев императорской семьи.
В. Поярков. Дворцовый гренадер М. Кулаков. 1915 г.
В. Поярков. Дворцовый гренадер в Георгиевском зале Зимнего дворца. 1915 г.
Николай I – последний император, который позволял себе пешие прогулки по Петербургу без охраны. По крайней мере, явной. Однако он как прагматичный политик постоянно имел в виду возможность покушения. Император связывал такую возможность прежде всего с поляками. К тому имелись основания, поскольку Польское восстание 1830–1831 гг. было подавлено жесткой рукой и в Сибирь потянулись колонны сосланных мятежников.
Летом 1835 г., накануне своей поездки в Польшу, Николай I писал И. Ф. Паскевичу: «Я знаю, что меня хотят зарезать, но верю, что без воли Божией ничего не будет, и совершенно спокоен. Меры предосторожности беру, и для того официально объявил, и поручаю и тебе разгласить, что еду из Данцига на Познань смотреть укрепления, но одному тебе даю знать, что въеду в Царство чрез Торунь на Нешаву. Конвои вели приготовить на Познань, других не надо». Кстати, именно накануне этой поездки Николай I составил официальное завещание. И опасения были не напрасны.
Ф. Крюгер. Портрет императора Николая I. 1852 г.
Фактор опасности подвигнул императора в конце 1830-х гг. к реализации очень дорогостоящего проекта – прокладки 1200 верстовой линии оптического телеграфа, связавшего Петербург и Варшаву. В январе 1840 г. он писал И. Ф. Паскевичу: «Мы все с телеграфом еще не сладим; туманы ли, или неловкость сигналистов тому причиной – не доберемся; обещают, однако, что скоро все придет в порядок, пора! Тогда будет очень удобно нам разговаривать и сообщать друг другу взаимные новости». «Польский фактор» учитывался императором и в 1840-х гг. Во время визита императора в Польшу одну из карет, в которой ехали чиновники, сопровождавшие Николая Павловича, обстреляли. В 1847 г. он писал из Зимнего дворца И. Ф. Паскевичу: «Известие о затеях на тебя в Скерневицах доказывает, что тебе всегда должно быть осторожным, и прошу вперед брать караул».
