В конце месяца ОКВ поняло, что вопрос о положении группы армий «Север» необходимо обсудить с Маннергеймом. Ему рассказали о намерении держать оборону на линии Луга и спросили, чем Германия может усилить финский фронт, чтобы компенсировать усилившуюся советскую угрозу. В ответ маршал 1 февраля попросил, чтобы 20–я горнострелковая армия удлинила свой правый фланг на юг и взяла на себя сектор Ухты, что позволило бы высвободить одну финскую дивизию.
Когда об этой просьбе сообщили Дитлю, тот, обиженный недавними протестами финнов против самого незначительного вывода германских частей из Финляндии, начал энергично возражать. Он доказывал, что удержание малозначительного участка финского фронта будет напрасной тратой немецких сил, что Финляндия «должна понять, что такое тотальная война», что если финское командование постарается, то сможет создать резервную дивизию за счет собственных ресурсов, «не предъявляя требований к германской армии, которая и так несет на себе все бремя». Он предложил передать Маннергейму, чтобы тот не возражал, если 20–я горнострелковая армия передаст все свои скудные резервы группе армий «Север», «которая тоже сражается за Финляндию». Напротив, ОКБ, давно обещавшее не уменьшать силы 20–й горнострелковой армии, обрадовалось тому, что Маннергейм предъявил столь скромное требование, и поторопилось согласиться, приказав Дитлю принять сектор Ухты как можно скорее.
Однако отступление группы армий «Север» произвело на Финляндию куда более сильное впечатление, чем можно было понять из ответа Маннергейма ОКБ. 12 февраля, когда русские войска подошли к городу Нарве на левом фланге линии «Пантера», финское правительство, находившееся под сильным впечатлением ноты Соединенных Штатов, в которой говорилось, что чем дольше Финляндия будет продолжать войну, тем более неблагоприятными для нее будут условия мирного договора, отправило бывшего премьер – министра и посла в Советском Союзе доктора Юхо Кусти Паасикиви в Стокгольм, чтобы получить у советского посла Александры Коллонтай русские условия мира. Условия, с которыми вернулся Паасикиви, требовали восстановить Московский мирный договор (1940), интернировать немецкие части в Финляндии, провести демобилизацию и выплатить репарации. Они оказались более жесткими, чем ожидалось, а требование интернирования 20–й горнострелковой армии финны сочли технически невыполнимым. 8 марта финское правительство отвергло советские условия, но выразило желание продолжить переговоры.
Поскольку Сталин в декабре 1943 г. в Тегеране пообещал Рузвельту и Черчиллю предложить Финляндии приемлемый мир, предусматривающий сохранение ее государственной независимости, Советский Союз не счел акцию финского правительства окончательной и предложил прислать представителей для уточнения условий договора – возможно, с целью развязать себе руки после бесповоротного отказа финской стороны. 26 марта Паасикиви и бывший министр иностранных дел Карл Энкелл прилетели в Москву, где на встрече с Молотовым получили условия, которые Сталин вкратце изложил Рузвельту и Черчиллю:
1. Интернирование или высылка из страны всех немецких войск к концу апреля.
2. Восстановление границ 1940 г.
3. Обмен военнопленными.
4. Демобилизация финских вооруженных сил.
5. Репарации в сумме шестьсот миллионов долларов с выплатой в течение пяти лет.
6. Передача Печенги Советскому Союзу.
7. Отказ Советского Союза от прав на Ханко (в обмен на Печенгу).
Второй вариант советских требований финны отвергли 18 апреля. Финляндия все еще обладала большими советскими территориями, имела непобежденную армию и явно надеялась на лучшую сделку. Тревога, граничившая с паникой, которая заставила их в феврале послать Паасикиви в Стокгольм, постепенно улеглась, когда группа армий «Север» под командованием Моделя в первой неделе марта завершила отход на линию «Пантера» и в последующие недели сумела стабилизировать фронт. Сыграло важную роль и вызванное мартовской оккупацией Венгрии понимание того, каким образом Германия сможет отреагировать на выход Финляндии из войны.
Мирные инициативы Финляндии были немцам не по душе, но удивления не вызвали. На первых этапах финско – советских переговоров германское правительство пыталось соблюдать нейтралитет, поскольку было уверено, что к миру любой ценой Финляндия еще не готова, а советские условия лучше всего излечат финскую «мирную горячку». Когда положение группы армий «Север» стало стабилизироваться, а недовольство финнов сталинскими условиями расти, Гитлер начал предпринимать шаги, направленные на то, чтобы как можно крепче привязать Финляндию к Германии. В марте он отказался поставлять Финляндии оружие, а в начале апреля велел Дитлю передать Маннергейму, что немецкое оружие не будут отправлять до тех пор, пока существует опасность, что оно попадет в руки врага. 13 апреля, на следующий день после того, как финский парламент проголосовал за отказ от советских условий, он приказал остановить отправку зерна в Финляндию, а 18–го дал приказ прекратить и отправку военных грузов. Возможности принятия двух последних мер финны не допускали, но их последствия ощутили на себе сразу же.
В конце апреля начальник штаба финской армии Хейнрихс был приглашен в ставку фюрера в Берхтесгаден. Там Кейтель сделал ему выговор за последние политические шаги правительства, но затем Йодль заговорил более дружелюбным тоном и сказал Хейнрихсу: «Немцам требуется авторитетное заявление, подтверждающее, что их оружие не попадет в руки русских». В мае Маннергейм попытался дать такое заверение в личном письме Гитлеру. Но Гитлер отказался снять эмбарго под предлогом того, что письмо Маннергейма было слишком осторожным и дипломатичным, но согласился давать Финляндии столько оружия, чтобы она могла продолжать войну. В начале июня на обращение Хейнрихса Кейтель ответил очередным отказом – с оговоркой, что некоторые финские просьбы будут рассматриваться в отдельном порядке.
С января по июнь 1944 г. на финском фронте царило затишье, но в феврале русские начали присылать в зону 20–й горнострелковой армии дополнительные части. К началу марта количество русских штыков здесь увеличилось со 100 000 до 147 000–163 000, и все указывало на то, что Красная армия готовит здесь широкомасштабное наступление, которое начнется еще до конца месяца. Самым опасным был сектор XXXVI горнострелкового корпуса, куда русские подвезли две новые дивизии, четыре бригады, ракетные установки и артиллерию и удлинили свой правый фланг к северо – западу, чтобы создать благоприятные условия для атаки. 22 марта 20–я горнострелковая армия сообщила своим корпусам, что русские закончили приготовления, что атака может начаться в любой момент, и приказала удерживать позиции любой ценой, потому что армия не может бросить позиции, на укрепление которых потратила два года, без риска понести катастрофические потери. По просьбе Дитля Маннергейм перевел в зону 20–й горнострелковой армии финскую 3–ю бригаду и два особых батальона для использования в качестве армейского резерва.
Март подошел к концу, а в апреле началась весенняя распутица, и опасность советского наступления уменьшилась. 20–я горнострелковая армия пришла к выводу, что приготовления были связаны с проходившими в это время финско – советскими переговорами и что наступление должно было вынудить финнов заключить перемирие. В апреле Дитль попытался заручиться поддержкой Маннергейма для проведения локального наступления с целью уменьшить угрозу, нависшую над северным флангом XXXVI горнострелкового корпуса. Маршал отказался отправить в бой финские части; в результате 20–й горнострелковой армии пришлось примириться с постоянным существованием опасной ситуации в секторе XXXVI горнострелкового корпуса и меньших тактических недостатков в секторах других корпусов. В первую неделю июня никаких признаков активности ни на одном из секторов германского фронта в Финляндии не было, и все предвещало еще одно спокойное лето.
