Мы не смогли остаться в стороне. До сих пор приятно вспоминать, что среди бумажек, оставшихся после прохода демонстрантов, была и наша.
С надписью «Голубцы».
Опять о еде. Про жука и полсобаки
Во время гастролей в Азии оркестр не спит никогда. Во-первых, если они непродолжительные, не имеет смысла переходить на новое поясное время — скоро обратно. А во-вторых, во многих азиатских странах ночная жизнь не менее интересна, чем дневная.
Поэтому после концерта в Пусане мы с коллегой отправились на ночной рынок. Вся улица, ведущая к набережной, — одна сплошная торговля. Чем попало. Иногда даже не очень понятно, чем именно. Сначала нас заинтересовала тетка, помешивающая какое-то черное варево в огромном чане. Постояли около тетки, поглазели.
Вообще, вот чем хороши такие страны: ты говоришь по-русски, тебе отвечают по-корейски или по-китайски, но при этом никаких проблем не возникает, все понятно. Вот так мы, собственно, и поговорили с этой доброй женщиной. Она достала из своего котла то, что там варилось, и показала. На дне дуршлага был отлично сваренный черный жук размером с каштан. Мы уже поужинали, поэтому голодны не были, но тетка, ехидно щурясь, предложила попробовать. «Вкусно», — говорит. В общем, взяла на «слабо». Да и за державу стало обидно — мы же представители великой страны. Которым бояться нечего, потому что все уже было (Екклезиаст).
В общем, коллега это насекомое сожрал. Изобразил на лице удовольствие. Обычно с таким выражением лица, органично сочетающим восторг со старательно скрываемым отвращением, исполнители поздравляют композитора на какой-нибудь «Московской осени» с премьерой.
Мы сердечно поблагодарили добрую старушку и пошли дальше. То, что произошло потом, было вполне предсказуемо. Ладно, об этом не буду.
Следующим, кто привлек наше внимание, был продавец маленьких очаровательных собачек абсолютно мультяшного вида. Парень оказался очень общительным и к тому же англоговорящим. Зная о местных гастрономических традициях, заговорили об особенностях корейской кухни. Когда мы дошли до способов приготовления собак в терминах, знакомых по «Книге о вкусной и здоровой пище» (глава о разделке кур: ощипать, опалить над конфоркой), около нас уже минут пять стояла молодая пара из Германии (судя по репликам, которыми они обменивались) и смотрела на нас с ужасом и отвращением. Не добить уже позеленевших немцев я не мог и сказал корейцу, что мы хотели бы купить собачку килограмма на полтора. Продавец собак подыгрывал нам как мог. В стилистике высокого гуманизма царя Хаммурапи, то есть по беспределу. Когда выяснилось, что все собачки по весу великоваты и целиком мы, пожалуй, не осилим, я поинтересовался, нельзя ли нам продать половинку? Он ответил, что «не проблема», и немцы, корчась в гуманистических судорогах, отползли.
После чего поговорили уже по-человечески. Он объяснил, что квартиры у них, как правило, маленькие, и собачек заводят тоже маленьких. Не для еды, а ровно из тех же соображений, что и мы.
А немецким молодоженам, вероятно, было что рассказать, когда они вернулись домой.
Загранпаспорт и выездная виза, или Слава советским милиционерам!
Еще один маленький экскурс в историю. Сейчас об этом забыли даже те, кто знал, но в те романтические времена существовало такое понятие, как выездная виза, такой штамп в загранпаспорте, на основании которого тебя на время выпускали из страны. Что никоим образом не отменяло сурового и подозрительного взгляда пограничника, который видел в тебе потенциального врага. Независимо от того, въезжал ты или выезжал.
При выезде общегражданский паспорт ты оставлял дома, а заграничный выдавали уже в аэропорту (в какой-то период времени необходимо было сдать один паспорт, чтобы получить другой).
Подмосковье. Раннее осеннее утро. Еще темно. Подмораживает. Через совхозное поле с чемоданом в одной руке и фаготовым футляром в другой идет человек с сильно помятым лицом. Накануне вечером он с тестем отмечал свой отъезд на гастроли. Ну живет человек не в Москве, а во Фрязево. В наше время чуть больше часа на электричке.
Вот скажите мне, пожалуйста, что должен сделать советский милиционер, остановивший ранним утром человека в полях без документов, но с чемоданами, который на вопрос «И куда это мы собрались?» отвечает на голубом глазу: «В Америку».
Happy End. Мало того что разобрались (ну посидел, конечно, пока выясняли), так на милицейском «уазике» с мигалкой прямо в «Шереметьево» доставили!
Еще один боец невидимого фронта
Это касается гораздо больше вас, чем меня, как сказал находящийся за оградой джентльмен человеку, на которого несся по улице бешеный бык.
Ч. Диккенс.
Посмертные записки Пиквикского клуба
У нас его называли «стодвадцатый». В других оркестрах этих людей называли иначе. Это был так называемый представитель Министерства культуры, который следил, чтобы никого не завербовало ЦРУ, чтобы ходили по трое и чтобы, не дай господь, никто не попросил политического убежища. В те годы, к середине восьмидесятых, система уже начала проседать, и вся профессиональная деятельность «стодвадцатого» была скорее его проблемой, чем нашей. По трое и по пятеро ходили только тогда, когда этого требовали дела, и потому, что иногда в магазинах это было удобнее. И этот уже никому не страшный человек в течение дня пытался как-то безуспешно функционировать, понимая, что, если что, его загранкомандировки накроются медным тазом. А ведь ему, в сущности, нужно было то же, что и нам. Вечером, убедившись, что все на месте, он облегченно напивался.
В последний день одной из гастрольных поездок в Японию в порту Иокогамы около трапа парохода (тогда плавали пароходом Иокогама — Находка, оттуда поездом до Владивостока, а уже затем самолетом в Москву) стоял в задумчивости со всей своей купленной на Акихабаре аппаратурой мой друг и коллега и смотрел, как остальные поднимаются на борт. К нему подошел «стодвадцатый» и спросил: «Шурик, а ты что не идешь?» Шурик, не выходя из состояния задумчивости, ответил: «Я вот и думаю, а может, ну его, этот пароход…»
Бедный «представитель Минкульта», у которого на глазах рушилась вся его карьера, больше от Шурика не отходил, а потом помог затащить весь багаж на борт.
Способности и навыки, необходимые в поездке
Каждому музыканту знакомо это явление — когда за десять минут до отправления автобуса на концерт ты понимаешь, что заблудился где-то в тридцати метрах от отеля.
В первую очередь, разумеется, интуиция. В сравнении с советскими музыкантами все эти лозоходцы, шаманы и прочие экстрасенсы просто дети малые и проходимцы. Я своими глазами видел, как происходит чудо познания мира.
Автобус с оркестром подъезжал к гостинице. Из него вываливалась толпа музыкантов с инструментами и чемоданами. Уже через десять минут побросавшие свои пожитки в номера оркестранты, разбившись на группы по интересам, отправлялись на поиски добычи. «Санитары Европы», как они сами себя называли.
