«Простите, вы индус?»
«Нет, — ответил он, — пакистанец».
Я невольно отпрянул. После провозглашения независимости наших государств мы, индусы и пакистанцы, три раза воевали друг с другом, причем последняя война была не так давно — в 1971 году. Это были религиозные войны, которые велись на границе. После рассказов моего отца про бегство из Пакистана слово «мусульманин» оставляло неприятный осадок во рту. Последнее, что мне было нужно после пропажи паспорта, — это нарваться на «паки»
[2].
Наверное, по мне было видно, что я в беде, потому что этот человек спросил меня, не случилось ли чего, и предложил свою помощь. Я тут же отказался и двинулся дальше, но он меня догнал: «Похоже, с вами стряслась беда. Вы уверены, что я ничем не могу помочь?»
Я чувствовал, что у меня нет выбора, а его голос звучал искренне. Я изложил ему ситуацию, и он повел меня домой, где я познакомился с его семьей. Эти добрые люди накормили и приютили меня. Он был инженером и, сделав несколько звонков, рассказал мне, что нужно делать при утере паспорта. На другой день он отпросился с работы и повез меня осматривать достопримечательности Мюнхена. Мне особенно запомнился старый Олимпийский стадион. Когда мы вернулись, оказалось, что полицейские нашли мой паспорт, и я мог ехать дальше.
После этого случая я изменил свое отношение к пакистанцам. Я даже взял к себе одного практиканта-пакистанца, хотя сначала отвергал его кандидатуру, потому что он был мусульманином. «Будь выше предрассудков!» — сказал я себе, вспоминая, как был добр со мной пакистанец из Мюнхена.
Мое отношение к этим событиям в Мюнхене ни сейчас, ни тогда не изменилось. Но теперь я почувствовал всю ту доброту, что жила в сердце моего гостеприимного пакистанца, который помог путешественнику, оказавшемуся в отчаянном положении, даже зная, что тот подозревает недоброе.
В моей голове опять зазвучал голос: «Все мы приходим в мир голыми и похожими друг на друга. А потом нами овладевают гордость и предубеждение…»
«…А еще гнев, зависимость, эгоизм и страх», — послал я в ответ мысль своему невидимому собеседнику. Что со мной случилось? Почему я стал таким эгоистом? Почему вещи интересовали меня больше, чем люди? Не одна только физическая боль сделала меня зависимым от обезболивающих, но что же именно? Мой ум принялся лихорадочно искать ответы на вопросы, над которыми я никогда не размышлял, ответы на вопросы, которые надо было искать еще тогда, когда моя душа пребывала внутри этого тела, распростертого на операционном столе. Что завело меня так далеко?
Я увидел Свет в конце туннеля. Он был сильным и ярким, как тысяча солнц, но таким же приятным и манящим, как маяк, ведущий к нирване. Я прокладывал путь к Свету в невесомости, как космонавт, оттолкнувшийся от своего космического корабля. Конец туннеля был ослепительно ярок, но меня это не тревожило. В нем было нечто такое, что влекло меня к себе — возможно, предчувствие тайны или магнетическое притяжение чистой и неподдельной любви. Я не боялся Света. Но я весь трепетал в предвкушении того доброго, что сулил мне яркий свет.
Но мое поступательное движение сначала замедлилось, а затем и вовсе прекратилось. Внезапно я понял, что двигаюсь уже не вперед, а назад. Я имею в виду не физическое перемещение в другое место, а возвращение к прошлым событиям, которые прояснят некоторые сложные моменты в моей жизни.
Глава 7
Прошлая жизнь и будущая жизнь
Меня поглотила тьма, через которую потом проступили видения, сначала показавшиеся мне незнакомыми, но, как выяснилось позже, это были мои прошлые жизни.
В первом видении я сидел во внутреннем дворике королевского дворца в средневековой Индии и был всемогущим владыкой этих земель. Передо мной открывался яркий пейзаж. Я видел аккуратно подстриженный светло-зеленый газон, окруженный высокими каменными изваяниями индийских богов и богинь. Также я видел крестьян, которые обрабатывали мою землю, выращивали мое зерно и увеличивали мое богатство.
Я был рассержен, но не знал почему. Как приличествовало моему царственному сану, я медленно поднялся с трона и спустился вниз к крестьянам. Я помахивал плеткой, ступая по влажной траве. Я не боялся, что крестьяне могут защищаться или отомстить мне, потому что меня окружали несколько преданных солдат, которые шли вместе со мной и тоже помахивали плетками.
Я не понимал, почему мучил этих людей, которые так усердно работали на меня. Возможно, их труд не казался мне слишком усердным или я хотел их проучить и продемонстрировать свою власть. Может быть, в этом году не уродилась пшеница, потому что было мало дождей, и я обвинял крестьян в плохой погоде. Может быть, я так забавлялся, не знаю. Но я знал, что мне очень нравится сечь крестьян, хотя они уже и так падали передо мной на колени. И я знал, что мое запястье ужасно ныло после того, как я наносил удары плеткой, причем я еле сдерживал стон и уже не мог бить этой рукой, не испытывая сильной боли.
Наблюдая это постыдное зрелище, я молниеносно перенесся в мою нынешнюю жизнь. Я порвал связку в правом запястье. Боль была так невыносима, что я пил обезболивающие, чтобы просто жить и работать. Почему я вспомнил про эту боль сейчас?
Почему я был так жесток к этим людям, честным труженикам, которые искали у меня помощи и мудрого совета, но взамен получали удары когтистыми плетьми? Я не находил ответа. Я мог только стыдливо смотреть, как бью этих крестьян что есть мочи.
Я уверен, что мой доппельгангер
[3] из Средних веков был совершенно неуправляем и не послушался бы меня сегодняшнего. Но мой просветленный ум воспринимал увиденное по-новому, и это восприятие ужасало. Я услышал голос, который говорил со мной по телепатической связи. Он по-доброму, но твердо приказал мне молить крестьян о прощении, что я и сделал без тени сомнения, так как стыдился того, что сотворил.
Наблюдая сцену избиения крестьян, я сказал: «Я ужасно с вами обращался. Простите меня за все».
Крестьяне подходили ко мне один за другим, принимали мои извинения, причем некоторые даже дотрагивались до меня, желая убедиться в человеческом отношении к ним, чего они никогда не посмели бы сделать, если не верили бы в мою искренность. Когда они касались меня руками, я чувствовал удары, похожие на электрические разряды и пронзавшие меня до мозга костей. Я уверен, что именно эта непрерывная череда любящих прикосновений исцелила разрыв связки в правом запястье, который мучил меня много лет. Через неделю после околосмертного переживания и до сегодняшнего дня боль уже не была такой сильной, как прежде.
Пока перед моими глазами медленно меркла жизнь владыки в Средние века, другие прожитые мною жизни молниеносно сменяли одна другую, как иллюстрации в детской книжке с картинками, если ее очень быстро листать. Они были смутно знакомы мне, но только я пытался сосредоточиться на одной, как мое внимание перескакивало на другую, а потом на третью. Переживая эти события, я понял, что время нелинейно. Время может идти вспять, может подчиняться циклическим закономерностям, может одновременно содержать прошлое, настоящее и будущее. Я пришел к выводу, что время изобрел человек, пытаясь упорядочить свою жизнь. Но на самом деле времени не существует, по крайней мере оно не такое, каким мы его представляем. Мы сами, то есть наше сознание, являемся тем, что вытягивает наши жизни вдоль «временного отрезка».
