Сначала было короткое затишье, а потом началось. «Не уходите!» «Вы получали диплом, чтобы стать гуру?» «Да вы шутите!» и даже: «Я знаю Раджа. Он хочет завоевать фондовый рынок». И так далее и тому подобное.
Было ясно, что меня с радостью встретят в коллективе, если я надумаю вернуться. Но я совершенно не мог понять, что меня ждет в обозримом будущем. Я уходил из традиционной медицины ради новой специальности — целитель человеческих душ. Я хотел сразиться с хронической болью, зависимостью и депрессией, с теми же болезнями, которыми занимался много лет. Я собирался исцелять осознанностью — медицинской терапией, о которой рассказала мне пара ангельских существ. Мне осталось разработать и уточнить методы лечения, а впереди открывался мир возможностей, и где-то там был новый путь к практической медицине.
Я был взволнован и испуган одновременно. В голове крутилось только одно: «Что дальше?»
Глава 19
Как я похоронил себя
Что дальше?
На следующее утро я лежал в постели и смотрел, как лучи восходящего солнца озаряют комнату. Когда я взглянул на часы, стрелки показывали половину седьмого. Так как в это время я вставал на работу, то сначала заволновался, что не успеваю принять душ. «Это было бы так до моего ОСП и увольнения с работы, — подумал я. — Сегодня ведь новый день и новая жизнь».
Я перевернулся на спину и вспомнил вчерашний день. Мои коллеги в больнице выражали смешанные чувства, когда поняли, что я не шучу. Одни подходили, чистосердечно жали руку и желали мне самого доброго. Другие хлопали по спине и уверяли, что я очень скоро вернусь обратно, как будто это моя блажь.
«Ты просидишь несколько дней дома и начнешь бесцельно бродить по комнатам и думать: чем бы заняться дальше, черт возьми? — произнес наш хирург. — Потом ты вернешься».
Теперь я слышал его слова, как будто он стоял в комнате возле меня, и я спрашивал его: «Что дальше?»
«У меня есть одна идея, — сказала Арпана, выходя из туалета в прелестном голубом платье, который она сменит в своем стоматологическом кабинете на белый халат. — Можешь взять мою машину на техосмотр. У нее уже больше двадцати тысяч километров пробега. Все утро провозишься».
Я понял, что она шутит, и усмехнулся. За ночь из кормильца семьи я превратился в домохозяйку. Арпана уже не боялась, что мы разменяли дом на другой, поменьше размером. Наша сделка с пластическим хирургом теперь стала реальностью, и мы были готовы съехать из этого дома, который высасывал наши деньги, как черная дыра, поглощающая энергию. Продажа моих дорогих машин намечалась сегодня либо на ближайшее время, и нам обоим оставалось только гадать: почему мы сразу не начали с машин подешевле? Если раньше я ездил на «Хаммере», который жрал бензин литрами, то теперь пересел на гибридную «Камри», и в буквальном и в переносном смысле из надменного хомяка я становился гибридом нового человека. Но наши дети крайне неохотно смирились с мыслью, что теперь они будут получать меньше денег на обучение и «дополнительные расходы».
В считанные месяцы мы бросили вызов своему материализму и победили. Стремясь к разумному компромиссу и отделяя свои потребности от желаний, мы развернули свой внутренний эгоизм на сто восемьдесят градусов. Вместо потакания своим желаниям, которое создавало у нас хорошее настроение, мы открыли мудрость меньшего. Мы обнаружили, что потребности менее дорогостоящи, чем желания, что можно быть счастливым в менее материалистическом мире, без побрякушек, — он не зависит от потакания своему эго.
Из-за нового взгляда на жизнь мы ожидали растерять своих друзей, но старые друзья оставались старыми друзьями. Я был уверен, что они сплетничали за нашей спиной, но для них это естественно, и мы не брали в голову. Они открыто и прямо высказывали все, что думают, но и не без зависти, потому что людей, которые добровольно понизили свой социальный статус, они считали храбрецами.
«Хотел бы я, чтобы мы могли сделать то, что сделал ты, — сказал один из моих коллег. — Мы повязаны по рукам и ногам и навряд ли освободимся».
«Статусность — это болезнь, такая же, как рак, — сказал мой друг и вскоре экс-сосед. — Она сожрет тебя и не остановится».
«Чем глубже мы залезаем в долги, тем глубже проваливаемся в болото», — изрек другой сосед. Его гараж напоминал выставку люксовых автомобилей.
А потом был еще мой друг Санджай, который болел раком, и ситуация не улучшалась. Мы часто обедали вместе, и наши разговоры принимали философское направление, когда мы размышляли об образе жизни, который ведем.
«Сейчас уже поздно что-либо менять, но мне не нравится, что я жалел деньги на благотворительность и хотел зарабатывать больше и больше, — хмурился Санджай. — Жалею, что не уделял больше времени служению».
«Это никогда не поздно», — сказал я моему умирающему другу.
«Я думаю, что уже слишком поздно, — возразил Санджай. — Для перемен нужно будущее, а у меня его практически нет».
Когда я ездил на конференции, то люди смело заговаривали с нами и делились своими сильными психологическими страхами, словно я был священником. Благодаря этим беседам я понял, как безошибочно Светящееся Существо ведет меня к исцелению от материализма. Я понял, что именно материалистическое мировоззрение должно стать главным предметом моей терапии осознанности.
Что дальше?
Размышляя об исцеляющей практике осознанности, я понял, что практически не знаю, что это такое. Как я мог разгадать мою новую роль в жизни, мою богоданную дхарму?
Я слышал, как Арпана суетится на кухне, собираясь уходить на работу. Когда я поднялся и присоединился к чаепитию, я вспомнил, как тепло она отреагировала, когда я сказал ей, что увольняюсь с работы и приступаю к целительской практике, пока что непонятной мне самому.
«Ты хорошо заботился о нас все эти годы, — сказала она. — Я буду содержать семью, пока ты не найдешь конечную цель своего пути. Ты будешь хорошим отцом и мужем, даже лучше, чем раньше, если сделаешь то, что должен».
Я достал из шкафа халат и поспешил по лестнице вниз, но прежде чем я успел дойти до подъезда, Арпана уже выехала из ворот гаража.
Я был один.
Что дальше?
У меня появилась мысль. Я устрою… похороны самого себя!
Я узнал про эту традицию много лет назад, когда сбежал из мединститута и удалился в ашрам Рамакришны в Гималаях. Меня окружили индийские монахи в оранжевых одеяниях, которые были полностью поглощены настоящим и казались абсолютно жизнерадостными людьми. Они выглядели до неприличия свободными, хотя навсегда заперлись в стенах ашрама. «Как они могут быть такими счастливыми?» — поразился я. Понятно, что, в отличие от меня, они были иначе воспитаны.
Распираемый любопытством, я спросил нескольких монахов, каким было их детство. Полагая, что их жизнь чиста и совершенна, я с удивлением узнал, что некоторые пережили голодное детство, нищету и лишения. Однако, посвящая меня в детали своей биографии, они улыбались.
