Я спросил одного из монахов: «Как ты оставил свое прошлое?»
«Боль неизбежна; страдание добровольно», — ответил он, имея в виду, что мы не должны цепляться за мысли, которые заставляют нас страдать.
Я спросил другого монаха: «Как ты оставил свое прошлое? Ты не сердишься на боль, которая мучила тебя в детстве?»
«Меня учили избавляться от гнева, — произнес он насмешливо и беззаботно — такова манера, присущая большинству индийских монахов. — Будда сказал, что „упорствующий в своем гневе уподобляется тому, кто держит в руках раскаленный уголь и собирается швырнуть его в другого. Пламя обожжет его самого“».
Все они сообщали, что проводили обряд, который символизировал избавление от прошлого. В быту его называли «похоронами себя». Такие похороны проводились всеми новообращенными, чтобы избавиться от прошлого — плохого или хорошего, и родиться заново в мире, где их новые духовные убеждения могут полностью занять сердце и ум. Фактически они становились новыми людьми после второго духовного рождения.
Как я узнал позже, во многих религиях монахи и монахини организуют такие церемонии. Многие, проходящие через эту церемонию, разрывают связи с прошлым, и крайне редко, если им вообще дозволено, общаются с друзьями и близкими. Они полностью обращаются к духовной жизни — настолько серьезно их отношение к ней.
У меня не было желания отрекаться от семьи, ведь без нее я — ничто, и я понимал, что в семье тоже возможно некоторое исцеление. Но я был готов согласиться, что я стал новым человеком, который должен оставить часть прошлого позади и выполнить духовную миссию, ему предназначенную.
С этими мыслями я решил устроить похороны самому себе прямо здесь, на заднем дворе нашего величественного особняка в центре «яблочка». Я достал из шкафа все мои медицинские халаты и бережно сложил их в знак уважения того, что они символизировали. Рядом я положил учебники по фондовому рынку, оставшиеся после моего увлечения спекуляциями на бирже. Потом — склянки с обезболивающими, которые символизировали мою зависимость. Дальше — рекламные буклеты машин, которые я мечтал приобрести, фотографии отца из того периода моей жизни, о котором даже вспоминать не хотелось, и прочие предметы и фотографии — их я хотел сжечь дотла, а пепел развеять по ветру.
Я понес всю эту груду на задний двор и аккуратно сложил в мангал. Я открыл флакон с зажигательной жидкостью, облил вещи и поджег. Вспыхнул огонь, повалил дым, и мое прошлое взорвалось вдруг, как огненный шар. Счастливее, чем теперь, я не мог себя и представить.
Я сидел и завороженно смотрел, как огонь пожирает мое прошлое. В голове вертелись несвязные мысли, но все они были хорошими. Я вспоминал, как мать радовалась, что я закончил мединститут, подумал об отце, который учился смиряться со своей жизнью, а затем с моей, о моем старшем сыне, иной горячо любимом, несмотря на наши конфликты, о моей жене, которая с любовью и милосердием согласилась на перемены, требуемые ангелами. Я думал о многом, но все мысли были добрыми. Я больше не боялся будущего. Я чувствовал себя избранным.
Я снова вспомнил об ашраме в Гималаях, куда бежал юношей, спасаясь от строгой учебы в мединституте. По прибытии я рассказал гуру, что хочу стать святым человеком и уйти от мира, который я знал. Он только рассмеялся и сказал мне, что я еще не готов.
Теперь я снова убегал от жизни, только на этот раз по воле Светящегося Существа, двух ангелов и мистического озарения, которое было поистине мудрым.
Я рассмеялся, когда мне представилось, что я должен был прожить более тридцати лет и объездить полмира, чтобы снова взяться за учебу, на этот раз как святой человек. Хотел бы я знать, что сказал бы гуру, если увидел бы меня сейчас, когда я пережил удивительное возвращение в область духовного, только по воле ангелов. В догорающем пламени красных угольков моей прошлой жизни я мог видеть его улыбку во весь рот и читал по губам его вопрос: «Сейчас ты готов?»
Я начал осознавать, что ответил бы «нет». Я понимал, что мне еще надо привести в порядок мое прошлое, простить Бога за боль (ох, как она меня ранила!), простить отца за тумаки, которыми он меня награждал, и напоследок простить себя за беззакония, в которые я вовлек других.
Чтобы начать все заново, я решил сочинить письма Богу, отцу и самому себе. Я пошел в кабинет, достал из выдвижного ящика несколько листов писчей бумаги и стал писать.
Первое письмо — к Богу.
«Дорогой Бог!
Я „прощаю Тебя“ за то, что сердился на Тебя. Слишком долго я отказывал Тебе в существовании. Ты приводил меня в бешенство, из-за Тебя моя жизнь менялась к худшему. Почему я страдал от рака, бесконечных операций и осложнений после них, недержания мочи и импотенции? Почему я страдал от депрессии, наркомании и хронической боли? Почему я потерял деньги после спекуляций на фондовом рынке? Почему я терпел побои в детстве?
Теперь мне понятна Твоя любовь ко мне. Все перечисленное и другие события готовили меня к высшей цели, чтобы я мог служить человечеству, в особенности людям с болью, депрессией, гневом и зависимостями. Это было нужно мне, чтобы я стал сильнее, чтобы я стал опорой для других.
Я благодарен за все, что мне пришлось пережить, в особенности за ОСП, потому что осознал истинную, безоговорочную, абсолютную любовь. Я признателен за все блага, которыми обладаю в жизни, за мою семью и друзей, за крышу над головой, за еду, которая у меня есть. Теперь я понимаю, что перенесенные мною несчастья таили в себе возможности. Теперь, когда я сам хлебнул горя, я смог это понять и готов возвестить Твою истину „прощения, любви и исцеления“ миллионам людей.
Я прошу у Тебя прощения и благословения, чтобы я мог стать Твоим сильным и вдохновенным посланником.
С глубокой смиренной признательностью,
Раджив».
Далее последовало письмо к моему отцу.
«Дорогой отец!
Только после нашей встречи во время околосмертного переживания я смог простить тебя за твое жестокое обращение со мной, когда был ребенком. После этого опыта я стал немного понимать, почему ты со мной так обращался. Мало того, что тебя избивал родной отец, так еще и твое образование неожиданно прервалось после политических событий, вызвавших разделение Индии и создание Пакистана, и ты переживал, что не состоялся ни как профессионал, ни как личность.
Теперь я знаю, что ты любил меня, но не умел выражать свои чувства как нормальный человек. Поэтому ты причинял мне физические и психологические страдания.
Иногда ты называл меня „бестолочью“ или говорил, что тебе стыдно за меня, и называл меня идиотом. Если я плакал, ты смеялся надо мной и говорил, что парни не плачут.
Я прощаю тебя за это.
Я прощаю тебя за то, что ты запирал дверь в комнату, чтобы не могла войти мать, пока ты меня бил. Даже если я делал что-то нечаянно, ты и тогда наказывал меня. Я помню эти события, словно они были вчера, но прощаю тебя за них.
