— Что тебе, Матвей? — спросил я, стараясь говорить как можно мягче.
— Да вот, придумал я как-то не так давно одну штуку… — Матвей замялся. — Вернее, не придумал, а прочитал в Интернете, но там без всяких чертежей было, я только мысль уловил, а все остальное по аналогии придумал. И свое кое-что добавил. Это было еще в прошлую командировку сюда. Здесь, в гаражных мастерских, есть механик хороший, я с ним поговорил. Сейчас вот приехали, я его навестил, он мне и отдал, что для меня сделал, как я в прошлый раз просил…
— Ты присаживайся, присаживайся, — предложил я, ничего не понимая в сбивчивой и слегка стеснительной речи ефрейтора Кораблева. — Толком расскажи, что тебе сделали, что вообще ты заказывал и при чем здесь я. Нужна какая-то помощь? Объясни просто и конкретно.
— Вы же, товарищ капитан, говорят, самый большой специалист в нашей армии по ножевому бою… — Ефрейтор посмотрел на меня с надеждой, чего-то ожидая. А я был рад, что он не назвал своего командира чемпионом спецназа по «поножовщине», как выразился недавно генерал ФСБ из Москвы. Это было бы обиднее.
— Ну, не так уж категорично. Я просто чемпион войск специального назначения по ножевому бою. И все. Не всей, кстати, армии, а только частей специального назначения.
— А кто в армии со спецназом военной разведки сравниться может! — хитро усмехнулся ефрейтор. — Чемпион спецназа автоматически становится чемпионом армии…
— Нет такого термина, как чемпион армии. Есть чемпион вооруженных сил, но по ножевому бою такой чемпионат не проводится. Однако не в этом суть. Чем могу быть полезен? Ты именно ради этого пришел, как я понимаю…
— Не совсем так, товарищ капитан. Я сам хочу быть полезным. Потому и пришел. И не по спортивному интересу, потому что вещь, которую я собираюсь сделать и уже почти сделал, — не спортивная, а боевая…
Я вспомнил, что рассказывал мне о ефрейторе Матвее Кораблеве его бывший командир, мой предшественник майор Телегин. И потому разговаривал как можно мягче, чтобы не обидеть изобретателя и не отбить ему охоту к изобретательству. Такие случаи бывали, и я с ними много раз встречался, когда хорошая идея вдруг терялась только потому, что была изначально не понята и отвергнута.
— Рассказывай, что ты сделал?
— Я еще не сделал, но делаю. — Он полез в закрепленный «липучкой» на бронежилете «Ратника» длинный карман для запасного автоматного магазина и вытащил оттуда лезвие ножа. Лезвие было довольно толстым и тяжелым. Рукоятка пока отсутствовала, но то, на что она должна крепиться, имело странную форму и вызывало мое непонимание. Должно быть, в рукоятку вставлялось какое-то приспособление. Если он надумал сделать стреляющий нож, то я могу ему не только рассказать, но и показать настоящий «стреляющий нож разведчика»
[7]. Но сначала пусть скажет, что он хочет сделать.
Я принял клинок из рук в руки, постучал ногтем по стали и сразу определил:
— Клапан расковывали?
— Так точно, товарищ капитан. Сначала два клапана сварили, потом расковали. Но это не сложно. Самое сложное было — просверлить по центру ножа отверстие. Требовалось лезвие вставить в прорезанный кругляк так, чтобы получилась точная центровка. А потом сверлить на токарном станке. Больше ни на чем так просверлить невозможно.
Отверстие, в которое войдет, пожалуй, только иголка, я увидел лишь после слов ефрейтора. Оно начиналось ниже гарды и завершалось рядом с острием.
— А зачем это нужно? — не понял я. — Объясни…
— Нож, про который я читал в Интернете, в рукоятке содержит баллончик со сжатым газом. Как в пневматическом пистолете. Когда нож воткнут в человека, нажимают на кнопку клапана, и в рану выходит мощная струя газа. И производит разрыв внутренних тканей. Такой нож производит американская компания WASP Injection Systems. Жестокая штука…
— Очень жестокая, — согласился я. — Обычно человеку бывает достаточно того, что в него воткнут нож. Зачем же еще разрыв внутренних тканей? Кому это нужно?
— Вот я тоже так подумал. Там к тому же необходимо мощное давление. У нас таких баллончиков не делают. А с нашими баллончиками от пневматического пистолета можно стрелять иглой. Это не менее опасно, потому что вытащить иглу будет проблематично и болезненно, хотя и не смертельно. Вот я и подумал: может, вам такой нож нужен?
— Зачем? — не понял я. — Сделай для себя. Ты тоже в бой ходишь. Может, нож сгодится… Если нужно что-то дополнительно, обращайся, чем смогу помочь — помогу.
Внезапно мне пришла в голову мысль, что такое предложение поступило от ефрейтора не случайно. Видимо, солдатам уже известно, за кем мы выходим на охоту. А это уже вопрос серьезный. Если противник предупрежден, он или вооружится, или спрячется так, что найти его будет невозможно.
Стараясь не пугать ефрейтора своими подозрениями, я мягко спросил:
— Извини, Матвей, а откуда тебе такая идея пришла?
— Я же говорю, в Интернете вычитал.
Это я понял, но о цели нашей операции в Интернете еще не писали.
— Я не про идею ножа говорю, а про идею предложить нож мне. Почему ты решил, что мне такой нож может понадобиться?
— Так мы же, товарищ капитан, приехали сюда охотиться на какого-то эмира — знаменитого ножевого бойца. И вас сюда послали — тоже ножевого бойца. Это автоматически может означать, что вы должны с ним встретиться и провести поединок. Насмерть драться будете.
— Откуда такие сведения?
— Об этом все говорят… В роте все знают…
— И здесь, в военном городке, тоже уже знают? Ты своему другу, который тебе клинок сверлил, говорил, для чего хочешь нож сделать?
— Нет. Я ему заготовку еще в прошлую командировку отдал. И не знал, сумеет он просверлить или нет. А он сумел.
— У нас в роте многие знакомых среди местных имеют?
— Многие. Не все, но многие.
— Как думаешь, успели уже что-то рассказать?
— Едва ли. Как приехали, все спать завалились с дороги. Это я один такой бессонный. Я в машине выспался…
— Хорошо, Матвей, иди сейчас к дежурному по роте, прикажи роту поднять, я хочу говорить с солдатами.
Ефрейтор ушел. И уже через минуту я услышал, как громко крикнул дневальный:
— Разведрота! Подъем! Выходи на построение!
Я дал роте еще минуту на то, чтобы построиться, и только после этого вышел в казарму…
Глава 3
Тропа поднималась настолько круто, что это сбивало дыхание. А своим дыханием Омахан в былые годы всегда гордился. Наверное, теперь сказывался возраст. Начал уже сказываться, хотя самому в это верить не хотелось.
