– Значит, я… не плохая?
– Не плохая, – он разбирался в сложных хитросплетениях клубков, изредка (по оставшейся из физического мира привычке) пытался тереть тыльной стороной пальцев собственное светящееся лицо, мысленно чертыхался, когда не чувствовал щеки. – Осталось недолго, потерпи.
– Но ведь ошибок много? Она снова сможет меня заминировать, когда мы вернемся.
– Не сможет, – жестко отозвался стоящий на коленях мужчина. – Или грош мне цена.
Бернарда вдруг улыбнулась – пространство вокруг вспыхнуло золотистыми искорками.
– В мире Уровней нет грошей.
– Зато у вас есть.
– Ты… помнишь.
Ласковый взгляд – его будто погладили по голове.
– Я все помню.
Из десятков черных пучков осталось три – он вновь принялся снимать «порчу».
* * *
Я давно не видела его таким – молчаливым, хмурым и сосредоточенным до предела. Пасы руками, непонятные жесты, одномоментный вызов нескольких мерцающих карт в воздухе, внос в них непонятных мне изменений.
Подо мной привычное мягкое кресло гостиной; за окном смеркалось, лил дождь.
А Дрейк все крутил пространство: защищал особняк, меня, всех ребят спецотряда, их женщин. Алесту и Баальку на Танэо, мою бабушку и маму, даже наших питомцев – всех.
За те три часа, которые мы провели дома, он не проронил и двух слов, и это означало, что настал «красный» режим, что клубящаяся вокруг нас опасность приблизилась вплотную и что дела плохи.
Я Великого и Ужасного не отвлекала – ему нужно было закончить. Ощущала радость от того, что он рядом, что, наконец-то, в курсе событий, что больше не одна. Заранее достала из шкафа вино, протерла два бокала, выставила на стол. Позже пригубим по паре глотков вместе.
И все еще не могла поверить, что «свободна».
Нет, «лысая» не исчезла. Но она хотя бы временно и чужими усилиями от меня «отвязалась».
– Она вернется?
Он закончил лишь к полуночи. Мы сидели в креслах у кофейного столика, слушали льющий снаружи дождь:
– Без сомнения. Иначе вообще не стоило начинать эту игру и так рисковать.
– А она рисковала?
– Сильно. И она за это заплатит.
Она. Кто?
– Ты смог нащупать след?
Терпкое на вкус вино; прохладная и гладкая ножка бокала в пальцах.
– Нет, – жесткий, почти хищный профиль мужчины рядом. Задумчивый и совершенно не добрый взгляд – от Дрейка несло сдерживаемым смертоносным азартом. – Все проведено через переотражения, через иные измерения. Такое сложно было бы сделать даже…
«Мне?»
Какое слово недозвучало во фразе?
Странный вечер – тихий, но тревожный. Казалось бы, вокруг «обычность»: любимый мужчина, грациозный рояль, на котором он иногда играет, родные стены. Но нет, «обычность» стала ощутимо хрупкой и нестабильной, истончилась. Дождь, Нордейл, машины, небоскребы, спальные районы… А где-то рядом невидимый враг – принюхивающийся, скалящийся из темноты, щурящий недобрые желтые глаза.
– Не умеем мы жить спокойно, да?
Мы понимали друг друга без слов. Но говорить с Дрейком – как пить вино: всегда по-новому, всегда наслаждение.
– Значит, пришло время новых уроков, Ди. Спокойно существуют только покойники.
Я невесело улыбнулась. А после соскользнула с кресла – перебралась на соседнее, на теплые колени. Обняла Дрейка руками за шею, уткнулась своим носом в его шею.
– Спасибо, что спас меня сегодня.
– Я спасу тебя от любого человека. И не человека.
И вновь спокойно, мирно. Чуть отъехал в сторону лежащий на сердце камень. Вероятно, удивительно, но именно в такие моменты – моменты опасности – я особенно сильно ощущала, что мы – команда.
– Ты только… не рискуй так.
«Не было выбора».
И не было надобности повторять эту фразу вслух – он знал. Но волновался.
Никто не желает треснуть по швам дважды, а Дрейк, когда на Уровне «F» случился момент моей смерти, уже однажды это сделал. Он молчал об этих ощущениях, но никогда о них не забывал.
– Со мной все хорошо.
Хорошо. Относительно. Если бы не скребли на душе кошки от того, что первый бой и выигран, но осталась еще Бернарда-дрянь, испортившая близким людям жизнь. И они до сих пор верят…
– Ты чего?
Дрейк уловил мою печаль, и я тяжело вздохнула.
– Надо как-то объяснить им,… что это была не я. Что я не стирала карты, не травила Халка, не собиралась забирать Хвостика.
– Оставь это мне.
Он всегда приходил мне на выручку: подставлял мощное плечо, опускался на колени, целовал в щеку и мягко просил подождать. Решал проблемы, выручал, никогда не оставлял без своей теплой ладони. Параллельно учил, наставлял.
Он любил.
Возможно, что-то в этой жизни прошло мимо меня, но уникальная возможность познать любовь настоящего мужчины мне все же выпала. И моя благодарность не знала границ.
– Они думают…
– Т-с-с-с….
Теплые ладони, гудение которых я все еще ощущала, несмотря на проведенное вместе время, гладили мои волосы, касались уха, шеи. Прижатые к виску губы; биение двух сердец, время на одной волне.
Он знал все нежные слова, которые я когда-либо захочу сказать, а я кожей ощущала его ласковые мысли.
– Мы справимся, Ди, не волнуйся. Мы со всем справимся.
* * *
– Дрейк, а что было в той камере? Может, это даст ответ на вопрос – кто это был?
– Нет.
Шепот в темноте. Густой мрак спальни; мягкие простыни. Перестук капель по листьям за окном.
– Там ведь были какие-то живые клетки?
– Да. И это еще больше меня запутывает.
– Почему?
– Потому что в камере под номером «3261» хранится сперма.
От удивления я на некоторое время перестала дышать и так широко раскрыла глаза, что, сфотографируй меня сейчас со вспышкой, можно было бы над фото хихикать всю жизнь.
– Чья?
– Людей, которых ты знаешь.
Сверкнула молния. Через несколько секунд в отдалении прогрохотало.
– Каких… людей?
– Мака, Дэлла, Аарона… всех.
– Ты зачем-то хранишь их сперму?
– Затем, что в жизни случается всякое. Это ДНК.
– А они…
– Да, они об этом знают. Клетки были взяты с их согласия.
И я затихла. Мои вопросы не кончились, но потерялись, будто съехали в тупик.
