Это просто жизнь – одна из ее сторон. И я сама до переезда в Нордейл была другой – не хуже, не лучше – другой.
Когда широкая чашка из-под латте опустела, а на тарелке от корзинки остались лишь крошки песочного теста, я толкнула дверь и вышла на улицу.
* * *
Дом Эльконто почти ничем не отличался от прежнего – такой же квадратный особняк в стиле хай-тек: море стекла и куча углов. Но совершенно другим был сад и висящие на окнах шторы – зеленые, не персиковые. И кто-то другой сидел у бассейна и читал газету; не носился вокруг шезлонга пес по имени Барт.
Одноглазый Пират остался не подобранным с улиц далекого Петербурга. И никто не забрал из приюта Хвостика. По крайней мере, не мы.
«А Тайра до сих пор в Криале…»
Мне было неуютно в Нордейле без них – без своих друзей. Нет, я и раньше не звонила им каждые пять минут – просто знала об их наличии, и этого было достаточно.
Тот же Эльконто всегда бы прогремел в трубку «Заходи!», обрадовался бы новым сигарам Халк, кинулась бы показывать свои новые картина, навести я Декстеров, Элли… Где они все сейчас? По разным дорожкам, уголкам. На разных кусочках мозаики, которая не сошлась воедино, потому что ее жестоко разбросала чья-то безжалостная рука.
Я не стала прыгать, хоть так было быстрее и проще, взяла такси и доехала до домика Тайры. Домика, вокруг которого теперь, если не считать пары диких ромашек у забора, не пестрели буйными красками цветы – лишь стриженный газон.
Мы никогда не качались на качелях на заднем дворе, никогда не сидели с чашками чая на крыльце… И никогда не видела, как прекрасны ее мама и папа, маленькая Луара. Баалька.
Еще увидит.
В моем горле стоял ком.
Короткий отдых, а дальше мы вытащим еще кого-то. Дэйна, Стива, может быть, Майкла?
«Интересно, кто работает вместо него на Магии? И кто вместо Дэйна правит пока Войной?»
Кого вместо нашего снайпера попытается убить однажды Ани? Если для нее все пойдет так же…
Глядя на трещины на асфальте под ногами, я брела домой.
* * *
К моменту, когда щелкнул замок входной двери, я успела подремать. Шуршала в коридоре одежда – Дрейк снимал ботинки.
Я потерла щеку, на которой отпечатался след от подушки и побежала вниз.
Он пришел с цветами. Почти никогда их не дарил, но почему-то принес теперь – букет из пятнадцати алых роз.
– Цветы?
Я так и осталась стоять у подножия лестницы, удивленная. Глаза Дрейка – усталые, но полные нежности – лучились теплом.
– Цветы.
– Спасибо, – прошептала я, – но ты же никогда не любил срезанные цветы?
Всегда сам учил: живое лучше. В живом течет любовь, а главнее ее в мире ничего нет.
– Я сохранил энергетическую структуру корней. Можешь посадить их в саду, и они будут цвести дальше. Они живые.
И по моей груди разлилось тепло. Дрейк – он всегда Дрейк. Никто не умел того, что умел он: обладать столь обширным набором знаний и использовать его на пользу, а не во вред. Уникальный человек, надежный, чуткий, внимательный. И бесконечно мной любимый.
Он знал, что я не поставлю их в вазу с водой – тут же возьму лейку, лопатку и отправлюсь в сад.
Пусть у нашего дома, принося счастье, растут бархатистые и ароматно пахнущие розовые кусты.
* * *
(Jesse Cook – Beyond Borders)
Наш сад – таинственный и загадочный в сумеречный час.
Мы почти никогда не сидели вместе на веранде в плетеных стульях, расположившихся по обе стороны от прозрачного столика, – слишком часто бывали заняты каждый своим. Не сидели бы и сейчас, если бы не экстраординарная ситуация, разбившая нашу рутину, а также привычный график вдребезги.
В моих руках стакан с лимонадом. Дрейк свой так и не пригубил, забыл о нем, привычно погрузился в далекий и такой же таинственный, как шелестящие кроны дубов под небом, собственный внутренний мир.
– Как успехи? – поинтересовалась я, не особенно рассчитывая услышать положительный ответ. Вообще, если на то пошло, какой-либо ответ.
– Определенные успехи есть, – отозвался Дрейк после короткой паузы. – Я ее еще не нашел. Но, думаю, понял, кто она такая.
– Она – «лысая башка»?
– Да.
– И кто же?
Сумрак обладал удивительным свойством смешивать краски и полутона синеватых и коричневых оттенков, превращая яркий и понятный днем мир, в нечто мистическое. Иногда мне казалось, что ночью из нашего сада можно попасть в совершенно иное место, заблудиться. Шагнуть в самый настоящий лес, которого никогда не существовало за оградой. Или же отыскать тропку, ведущую в сон.
– Вообще-то, раньше она не была лысой. Давно. Но всегда носила короткую стрижку.
– Давно? Да кто она такая, Дрейк? – я начала ерзать от нетерпения. Но торопить Начальника – все равно, что пытаться сдвинуть с места стоящий на асфальте могучий стальной тепловоз.
– Карна Тан-Олио.
Я притихла. Оказывается, у нашего врага (врагини?) имелось имя. И довольно заковыристое.
– Но кто она такая, откуда ты ее знаешь?
Мой возлюбленный усмехнулся. В который раз той усмешкой, от которой до предела натягивались нервы.
– Вообще-то, когда-то давно мы жили с ней в одном мире.
Я никогда – ни разу – не спрашивала Дрейка о его жизни до Уровней. Знала, что, возможно, наступит «правильное» время, которое однажды наступает для всего (вопрос лишь в том – доживем ли мы до него?), и тогда обо всем он поведает сам.
– Наш мир – он был очень сложным. Сложнее почти всех других, о которых я знаю. Хотя, возможно, это преувеличение.
Все, он был там – целиком и полностью, – в бесконечно далеких воспоминаниях. Зажглись вокруг крыльца, высвечивая на траве желтоватые окружности, воткнутые в землю фонарики.
– Мой мир – Сатаахе. Ему нет точного имени в понятном тебе языке – это примерное звучание.
Я не спрашивала. Слушала.
– И всегда – сколько я себя помню – у нас существовало два властителя. Один – глава мужчин. Второй – глава женщин. Вторая, – и, предвещая мой вопрос, он пояснил: – Нет, мы никогда не боролись и не враждовали, но такой порядок по какой-то причине был заведен еще до меня. У женщин «женская партия», у мужчин «мужская». И мы обо всем договаривались, взаимодействовали, понимали, что, как вы говорите, «инь без ян» не существует.
Перед моим мысленным взором вырисовывалась далекая голубая планета с непонятными законами.
– Почему мы разделились? Нас разделила природа – не знаю, почему. Но находить для нас «вторую половину» было очень сложно – слишком многие показатели должны были совпасть. Психологические, физические, энергетические. На подбор иногда уходили десятилетия – и всегда бесконечные тесты, анализы, сбор статистики. Детей рождалось мало, и каждый являлся поводом для праздника всей расы.
