– Тайра?
На потрепанную девчонку экзотической внешности теперь смотрели все без исключения.
– Ты в порядке?
Я коснулась узкой ладони – ледяной на ощупь.
Вокруг сделалось светлее – выглянуло солнце. Не смогло пробить всю толщу облаков – лишь часть из многочисленных слоев, и теперь над нами, лесом и дорогой сияло рассеянное белесое пятно.
– Вы дали мне силы…
Тайру начало колотить – я чувствовала. И начала всерьез за нее переживать.
– Вы дали мне силы…
– И что?
– Может, скорее ее в Реактор? – предложила Райна.
– И я сумела нащупать тот элемент, который способен их, если не разрушить, то затормозить.
– Какой… элемент?
Многие не поняли, о чем речь, но безошибочно поняла я. Пояснила другим:
– Она пыталась воздействовать на этих… существ разными типами энергии, чтобы понять, к чему они чувствительны. Еще в гараже.
– И что? – Ани, как всегда, рвала с места в карьер.
На нее взглянули желто-зеленые, нечеловеческие по цвету глаза.
– Я нашла его. Ее. Эту энергию.
И мы затихли.
– Давай, говори, – попросила я за всех. За нашими спинами продолжал тарахтеть мотор «монстртрака», не заглушенный предусмотрительной Лайзой. – Говори уже, не томи!
– Это двойная структура – звук и определенного рода частота. Я могу назвать цифры.
– Что нам дадут цифры?
Девчонки волновались, как море.
– Что за частота? Что за звук? В этом мире есть приборы, способные его произвести?
– Есть, наверное… Я не знаю, – Тайра тушевалась. – Это необычная частота, она не применяется в быту…
– Тогда в Лабораторию, – обрубила я. – Мы сейчас же едем в Реакторную Лабораторию, и ты назовешь им цифры. Они помогут. Если такого прибора нет, они создадут.
В Нордейл мы въехали, как случайно прорвавшие тонкий экран кинозала персонажи, – на военном грузовике. И смотрели на нас со смесью удивления, восторга, растерянности и ужаса. Было чему удивляться: огромные, будто приделанные от трактора «К-700» ребристые колеса, пулемет в кузове размером с танковую пушку, потрепанные и бледные девчонки в количестве одиннадцати штук.
Этот кадр, я была уверена, жители города запомнили надолго.
Наше транспортное средство занимало добрые полторы полосы, но нам не сигналили ни легковушки, ни водители автобусов (хоть зачастую мы занимали их полосу), ни даже вечно раздраженные таксисты.
Зенитная установка, за которую привычным жестом держалась Ани, вселяла всем и манеры, и вежливость, и должное уважение.
До Реактора мы добрались без проволочек.
Тайра взялась за мой рукав уже у самого входа в главный офис.
– Я знаю, – прошептала с той же радостью и лихорадочным блеском в глазах, какие бывает у детей, придумавших, как перехитрить взрослых, – я знаю, что может сделать такой звук…
– Что?
Я перла ко входу, не останавливаясь. Совершенно не хотелось «случайно» снова переместиться в тюрьму на каком-нибудь неизвестном Уровне, а шанс на это, как мне хотелось верить, был меньше под крышей Реактора.
– Не что – кто.
– Кто?!
Она все-таки застала меня врасплох.
– Да – кто! Фурии.
Я запнулась перед самым крыльцом.
– Смешарики? …А ведь… точно.
Как же мы раньше о них не подумали?
– Если они вообще на это способны, то каждая из нас сможет взять с собой по два – одного для звуковой частоты, другого – для нужной вибрации…
– Слушай, а для людей этот звук не опасен?
– Нет. Неприятен, но не более. А вот их структуру он почему-то разрушает. Как у… органическо-синтетических кукол? Манекенов?
Она не могла подобрать верное слово, а я подумала о том, что в задницу бы таких «манекенов».
– Осталось найти Фурий.
* * *
– Простите, но мы не можем прервать процесс, который повлечет за собой разлад множества временных структур.
– Делайте, что хотите с этими вашими структурами, чтобы их сохранить, но Фурий сюда, в этот кабинет, принесите немедленно!
Я разговаривала, как Дрейк. Я вела себя, как Дрейк: смотрела так же и приказывала так же.
– Или у меня не полный доступ? – спросила сквозь зубы и почти что ласково.
Представитель Комиссии – мужик с непроницаемым лицом – какое-то время молчал. Затем отчеканил:
– У Вас полный доступ.
– Значит, выполняйте приказ.
Я даже не знала его имени.
Ани-Ра смотрела на меня с уважением.
* * *
Он отключал защитную сетку, которую она установила по периметру его пентхауса, в четвертый раз. Обнаженная женщина, которая пыталась перед ним танцевать, начала выказывать признаки раздражения.
Она пока еще молчала, старалась придавать своему лицу выражение расслабленной, готовой быть соблазненной кошки, но Логан видел другое: она состояла процентов на тридцать из кода. Да, почти того же самого кода, которым пользовалась Комиссия. Или его аналога.
Не человек.
И вместо того, чтобы смотреть на то, как движутся формы – те формы, которые считала красивыми она, но не он (он давным-давно приучился ненавидеть пересушенных моделей с несоразмерно большими сиськами, к тому же «горелых» после солярия), – Эвертон изучал устройство ее головы на ментальном уровне. И член его, как бы гостья ни старалась, оставался все таким же спящим и безвольным.
– Перестань… отключать защитную сеть!
– А иначе?
Эвертон зло глумился. Когда незваная мадам отвлекалась на то, чтобы восстановить поврежденную сеть, он принимался ковырять непонятные символы в ее голове, и тогда слащавое лицо теряло свою улыбку, как смазанное дождем рекламное изображение.
– Не лезь. В мою. Голову.
– Ты – машина.
– Я – человек.
Логан рассмеялся.
– Ты такой же человек, как я – автомат для газировки.
– Ты станешь этим самым автоматом для газировки, если не перестанешь копаться там, где тебе не следует.
Теперь женщина не улыбалась. Она стояла и смотрела на него быком, руки ее повисли вдоль туловища, ноги напоминали две сваи, призванные удержать крепость вертикально.
– Не пожалей о своем таланте.
Логану не нравилось быть принудительно раздетым, не нравилось терпеть у себя в доме постороннюю, не нравилось, что кто-то диктовал ему условия игры.
