Горку мы миновали благополучно. Спустились с нее быстрым шагом и снова перешли на бег. Так, бегом, преодолели следующую горку, за которой была уже ровная дорога на добрых полтора десятка километров.
Где-то в середине этой дистанции я решил снова проверить профессора Горохова. При этом убедился, что и мой взвод уже начал нарушать строй, появилось двое отстающих, они бежали между взводом и Гороховым. Приблизившись ко мне, профессор попросил:
— Вот этих двоих мне пофамильно назовите.
Причин скрывать фамилии солдат я не видел:
— Самойленко и Максимов — тот, что ближе к вам…
— Самойленко и Максимов, — Горохов повторил, видимо, воспользовавшись микрофоном своего ноутбука и записав фамилии на диктофон, потому что проводить набор во время бега было неудобно. После чего, прямо у меня на глазах, подозвал рядового Максимова, что-то сказал и дал ему понюхать из своего флакончика. Солдат посмотрел на меня, спрашивая разрешения. Я никак не отреагировал. И он понюхал…
* * *
Я снова вспомнил о профессоре только тогда, когда пришло время поворачивать в обратный путь. Вообще-то, хотя марш-бросок у нас официально и называется пятидесятикилометровым, эта величина достаточно условная, строго дистанцию никто и никогда не измеряет. Так что бывает, что мы пробегаем больше, бывает — меньше. Это, по сути дела, не имеет никакого значения. Командир взвода вправе, почувствовав, что солдаты устают, повернуть в обратный путь в любое время. И потому, в отсутствии строгого соблюдения дистанции, мы обычно не разворачивались на месте, а делали определенный круг, чтобы плавно повернуть в обратную сторону.
Как правило, круг этот проходил по сложной пересеченной местности, имеющей множество препятствий в виде подъемов и спусков, ручьев и речек и даже болотистых мест, если такие поблизости находились.
Но это опять же был путь для солдат, а вовсе не для автомобиля «Волга», который мог отстать и застрять, а мы убежали бы, и некому было бы выталкивать автомобиль. Однажды мы даже выталкивали из болота застрявший там колесный трактор. Пьяный тракторист спал на пригорке неподалеку. Я сел за рычаги, а солдаты толкали тяжелую машину. Так мы всем взводом и вытолкали трактор на чистое место. Тракторист, когда проснулся, здорово этому удивился.
В этот раз я не стал поворачивать взвод туда, где «Волге» было точно не проехать. А решил совершить разворот прямо на дороге, на месте то есть. Сделать это было проще всего, дав команду:
— Стой! Кругом!
Так я и сделал. Таким образом, бегущие позади, то есть отстающие, оказались ведущими и должны были теперь задавать темп. А какой они могли задать темп, если раньше отставали?
И потому темп вынужден был снова задавать я, как командир. Я обогнал взвод и увидел бегущего впереди всех рядового Самойленко. Рядового Максимова, который раньше отставал на несколько шагов от Самойленко, видно не было, как не было видно и самого профессора Горохова. Только где-то впереди мигнули в темноте габаритные огни автомобиля. «Волга» въехала на вершину пригорка и сразу начала спуск. Габаритные огни пропали из вида.
Я поравнялся с Самойленко и спросил:
— Где наш представитель науки?
— В машину сел…
Признаться, я готов был слегка психануть, подумав о том, что профессор позвал с собой в машину и рядового Максимова, который с бегом не дружит. Не жалуется, бежит, но обязательно отстанет. Однако победители и отстающие всегда есть даже среди профессиональных спортсменов, и применять к солдату строгие меры я не считал необходимым.
Однако, если он оставил взвод на дистанции марш-броска и ушел с профессором в машину, хотя бы ненадолго, чтобы дыхание перевести, это уже было злостным нарушением дисциплины, то есть тем, что на армейском жаргоне называется «сачкованием». А это уже строго наказывается.
— А Максимов? С профессором? — снова поинтересовался я у Самойленко. Голос мой, должно быть, звучал строго, потому что я откровенно сердился.
Рядовой Самойленко поберег дыхание, не стал отвечать словами, но отрицательно покачал головой и большим пальцем показал себе за спину. Жест был красноречивый и понятный. Я обернулся, но различить лиц в темноте не мог. Позади нас, за нашими спинами, бежал, почти не перестраиваясь, весь взвод. Только командиры отделений, оказавшись после разворота позади, перебежали вперед.
— В строю? — удивился я.
Ростом Максимов высокий, обычно он стоит в числе первых в отделении. Чтобы вернуться на свое привычное место, Максимову требовалось приложить много сил, которых у него, как мне показалось, не было. И потому я не поверил, посчитав, что рядовой Самойленко желает «прикрыть» товарища.
Я на бегу включил на коммуникаторе внутривзводную связь и требовательно позвал:
— Максимов!
— Я! — отозвался рядовой. Но отозваться он мог одинаково и из строя взвода, и из машины. И потому я подал новую команду:
— Ко мне!
И тут же увидел, как из строя выступила в сторону высокая фигура и резко пошла в обгон взвода. Это был Максимов. И бежал он ко мне не со стороны машины. Удивиться было чему. Он бежал при этом так уверенно, как никогда не бегал.
— Давно он строй догнал? — спросил я у Самойленко.
— А как его при вас, товарищ старший лейтенант, профессор к себе подозвал, после этого и ломанулся, как лось. Я думал, вы видели…
Я не стал дальше расспрашивать Самойленко, поскольку солдат разговаривать на бегу не умел и половину слов глотал из-за неровного дыхания.
У меня сразу всплыла в голове сцена, в которой профессор давал Максимову понюхать содержимое своего флакончика. Да и сам он в начале бега нюхал. И невольно нынешние необычные способности Максимова к бегу я связал с этим профессорским флакончиком. Больше объяснить случившееся мне было нечем…
Глава первая
Догонять «Волгу» я не планировал, да это было бы бесполезным делом, хотя она не отдалялась и не спешила вернуться в расположение военного городка раньше нас. Главное, я убедился, что рядовой Максимов не катается в салоне автомобиля, когда другие совершают марш-бросок, и это было для меня, как командира, самым важным. Я вообще не люблю обмана, а это было бы прямым обманом.
Тем не менее уже ближе к завершению маршрута, когда оставалось пробежать по мосту, одолеть небольшой подъем, а дальше напрямую, без подъемов и спусков, добраться до ворот батальонного военного городка, я увидел, что «Волга» остановилась. Я бежал впереди взвода и потому первым поравнялся с машиной. Открылась, как я и предполагал, задняя дверца. Иначе машине не было бы смысла останавливаться, если бы она никого не дожидалась. А дожидаться она могла только меня. Едва ли Георгий Георгиевич желал поговорить с кем-то из солдат, с которыми не был знаком. Разве что хотел спросить что-то у рядового Максимова, но это он мог бы сделать и в казарме, не останавливаясь на дороге.
