— Заложник — это всегда серьезно, — изрек Сергей Павлович. — Просто так, чтобы пятнадцать суток за пьяную драку не получить, заложников не берут.
— Нужно было мне на задержание ехать. Я бы его из дома выманил, — вслух подумал я.
— Сейчас поздно кулаками махать. Надо что-то придумывать.
Он помолчал, выбивая пальцами дробь на жестком пластике передней панели моего «китайца».
— Вот я и думаю, что следует «Альфу» вызывать. Они умеют такие ситуации «разруливать». — Генерал вытащил трубку, чтобы позвонить дежурному.
Я слушал его разговор, его напоминание о необходимости применения снайперов, и, как только Кабаков убрал трубку, предположил:
— Снайперы его уложат, и мы никогда не узнаем ни его сообщников, ни что он сумел разнюхать, ни какие сведения передал своему командованию. Как не сумеем узнать, на кого он работал. А я не уверен, что он работал вместе с Немчиновым. Немчинов, думаю, был завербован, когда жил в США. Мы с полгода назад участвовали вместе с морскими пехотинцами из Флориды в антитеррористических учениях. Я тогда с одним сержантом морской пехоты спарринговал на ножах. В отдельные моменты Немчинов в точности повторяет стиль ножевого боя морской пехоты США. Это я, кстати, только сейчас осознал.
— Вижу в твоих словах существенное противоречие. Если Немчинов был завербован ЦРУ или армейской разведкой США, то он должен был работать в паре с Ионеску. Ионеску — офицер разведуправления НАТО, а США в НАТО играют «первую скрипку». Зачем тогда Ивону убивать Немчинова?
— Вот я к тому же и веду разговор, товарищ генерал, — согласился я. — Если снайперы уничтожат Ивона, мы никогда не узнаем, на кого он работал, а его помощники останутся на свободе и будут продолжать свое дело.
— Его главный помощник, Раф, уже задержан час назад и ждет экстрадиции в Азербайджан по запросу МВД Азербайджана. А пока дает показания по своим делам здесь, в Москве.
— Вы сами, товарищ генерал, говорили, что первое убийство на территории лаборатории произошло, когда Раф там еще не работал.
— Да, я помню. Рафа до экстрадиции допросим еще и с применением спецсредств. Всех назовет. Пока был только предварительный, обычный допрос после задержания. Кстати, его задержание стало возможным опять же с твоей помощью.
— В смысле? — не понял я.
— Его задержали по результатам допросов парней, которых Раф привлек для нападения на тебя. Он организатор. Ты не ошибся, именно его машину ты видел во дворе. Никого он под Подольск в тот вечер не возил, и никто на него там не нападал. Это простая попытка «отмазаться». Для тебя специально придумали, чтобы сбить тебя с толку. Ивон тоже видел машину Рафа и предупредил его, что и ты мог видеть, значит, можешь подозревать.
— А роль Ивона в том нападении?
— Организовал все именно Ивон. Так Раф утверждает. Тот, что бил Ивона битой, знает его лично. И знал, куда следует бить, потому что сам ставил молдаванину защиту, которую испытывал до этого на себе.
— Я не понимаю, зачем Ивону это было нужно, — честно признался я.
— Пока я могу только догадываться… Это была сложная многоходовая операция…
— И…
— Всему виной твоя репутация.
— Чем ему моя репутация не по нраву пришлась?
— Не твоя личная, а репутация спецназа ГРУ. И она, наоборот, пришлась ему весьма даже по нраву. Ему хотелось иметь в подчинении человека, который может все, как о вас часто говорят. И предпосылки надеяться на удачу у Ивона были. Во-первых, он считал, что ты должен иметь естественную обиду на власть за то, что тебя выгнали из армии…
— А меня что, уже выгнали?
— К сожалению, пока еще нет. А то я бы тебя к себе в управление забрал с восстановлением звания и даже с повышением в должности. Вплоть до майорской. У меня как раз есть свободная майорская должность. А это автоматически означает скорое получение звания…
Периферийным зрением я видел, что генерал внимательно всматривается в мое лицо, не дрогнет ли какая-нибудь мышца. Но сумел увидеть, надеюсь, только полное равнодушие к своему предложению.
— Если бы у тебя была обида на власть, ты бы легче пошел на контакт с теми, кто против этой власти работает. Что это одновременно означает и работу против своей страны, Ивона не смущало. Мне так кажется. Патриотизм ему, как и значительной части европейцев, непонятен. Это во-первых…
— А что же будет во-вторых? — спросил я.
— А во-вторых, Ивон надеялся вогнать тебя в сложное финансовое положение, воспользоваться тем, что ты человек чести, дать тебе в долг большую сумму, которую ты не «потянешь», и, таким образом, заставить работать на себя.
Помимо этого, есть множество других средств. Например, планировалось сжечь ночью твою машину. Чтобы лишить тебя возможности «бомбить». По мнению Ивона, ты бы сам пришел к нему в руки. Я так думаю. Хотя он сумел бы это обставить красиво. Например, вместе с тем же Рафом собирал бы деньги тебе на новую машину среди других «бомбил». После можно было бы подставить тебя под аварию, которая вызвала бы «наезд» на тебя с требованием непосильной для тебя оплаты. Ты голыми руками уничтожил бы бандитов. Если это же разыгрывать дальше, то возник бы конфликт с криминальными структурами, и дело закончилось бы убийством некоего «серьезного» человека. «Прикрыл» бы тебя от неприятностей, естественно, Ивон Ионеску, чтобы потом шантажировать и управлять тобой.
Дальше — больше… Все бы шло по нарастающей, действия и угрозы становились бы опаснее. Это все я перечисляю средства давления на тебя. Так Ивон заставил бы тебя работать на себя, а сам бы стоял при этом в стороне. Два перелома ему еще понадобились для того, чтобы ты работал в охране лаборатории и выполнял его указания, а он бы, как нетрудно предположить, в данный момент не смог бы пройти медицинскую комиссию. И, будучи вне лаборатории, оставался бы в стороне, вне подозрений. Понимаешь, что было задумано?
— Понимаю, товарищ генерал. Но пока это только ваши предположения? И чтобы все это выяснить точно, тем более нельзя применять снайперов. Ивон нам нужен живым…
— Я вижу, ты что-то задумал, — Кабаков словно прочитал мои мысли.
— Есть, товарищ генерал, некоторые соображения…
— Выкладывай.
— Мне нужны все данные на сына Ионеску. Где учится, в каком городе, в каком заведении. Если возможно, чем увлекается…
— Нам данные на него давали из СВР. Но только в двух словах. Если есть хоть что-то дополнительное, я запрошу. Вопрос серьезный. Когда решается серьезный вопрос, сам знаешь, наши спецслужбы работают совместно…
* * *
Квартира в доме недалеко от станции метро «Проспект Вернадского», где устроился Ивон, была на четвертом этаже дома-башни. Двор под окнами был оцеплен полицией по большому периметру. Людей посторонних и местных жителей под окна не пускали. Была информация, что Ивон вооружен двумя пистолетами, и потому возникло опасение, что он может стрелять из окна. Правда, время было позднее, и прохожих на улицах было мало. Так что, на мой взгляд, оцепление можно было бы сделать в два раза меньше. Но освещение на улице перед домом было выключено, а в темноте подойти на опасное расстояние к окнам мог любой. Однако лишних жертв полиция хотела избежать и потому держала плотное оцепление.
