— Сереня, — майор Покрышкин был из одной бригады со мной, хотя и из другого батальона, и потому разговаривал всегда слегка «запанибрата». Чтобы возразить, я званием еще не вышел, да и необходимости в этом не видел. Уважительную грань начальник штаба не переходил. — Ты слышал что-нибудь про «дербентское дело»?
— Никак нет, товарищ майор. Не слышал.
— Телевизор не смотришь? — словно в укор сказал командир отряда.
— Никак нет, товарищ подполковник, не смотрю. И не считаю это необходимым. О чем и солдатам постоянно говорю.
— В этом ты, возможно, прав, старлей, — пошел на попятную командир сводного отряда. — Я сам смотрю только хоккей и новости на разных каналах.
— Я не болельщик, товарищ подполковник. Ни спортивный, ни политический.
— Тем не менее из новостей тоже можно кое-что узнать. Хотя бы в информационном плане.
— Ладно. Пойдемте в штаб! — предложил майор Покрышкин. — С документами Никитича ознакомим, если сам он новостями не интересуется…
Мои командиры дружно развернулись и двинулись по дорожке быстрым шагом. Я пошел за ними. Мне было легче идти хотя бы потому, что у меня на ногах были кроссовки, в которых я в футбол играл. Ходить в них по дорожке проще, чем в берцах. Но по горам бегать в берцах лучше. Стопа жестче фиксируется. Хотя внешний вид у меня был, наверное, забавный. Я сам уже отвык за полгода ходить в кепке вместо каски, без пластиковых наколенников и налокотников, без бронежилета и тем более без оружия. И потому не удивился недоуменному взгляду дежурного по штабу. Я ответил ему приветственным кивком и спокойно прошел к кабинету начальника.
Дальше по коридору в противоположной стене дверь вела в тамбур шифровального отделения, дальше которого проходить разрешалось только самому командиру и начальнику штаба, как первому заместителю, а в торце коридора располагались сдвоенные широкие застекленные двери узла связи.
При звуке шагов командира и начальника штаба, которые в берцах, в отличие от меня, топали увесисто, приоткрылась дверь тамбура шифровального отделения, но за дверью на толстой трубчатой дуге висела штора, и потому не было видно, кто выглядывает. Дверь закрылась быстро. Мы вошли в кабинет майора Покрышкина, и почти сразу за нами раздался стук в дверь.
— Кого еще бог послал? — спросил подполковник Подкопаев.
— Это капитан Слонов, — предположил я.
— Войдите, — громко позвал Покрышкин.
Дверь открылась тихо, без скрипа. Мое мнение оказалось верным. Из двери тамбура шифровального отделения, дожидаясь возвращения в свой кабинет начальника штаба, выглядывал именно капитан Слонов, начальник шифровального отделения. Он деликатно позволил нам войти в кабинет, и только после этого постучался в дверь.
Обычно начальник шифровального отделения докладывает входящие шифротелеграммы командиру отряда, и только в его отсутствие — начальнику штаба. Но тут в кабинет начальника штаба вместе с ним шли мы с командиром отряда, и потому капитан Слонов, худым телом и скуластым лицом никак на слона не похожий, пришел с докладом именно сюда.
— Разрешите… Товарищ подполковник, срочная шифротелеграмма в ваш адрес.
Подполковник Подкопаев кивнул. Капитан Слонов дернул за замок-«молнию» свою папочку из искусственной крокодиловой кожи, вытащил лист распечатанной на принтере шифротелеграммы и журнал регистрации.
Командир отряда расписался, подслеповато щуря глаза. После чего не сразу, но нашел в кармане очечник с очками, надел очки и отошел к окну, чтобы при более ярком свете прочитать шифротелеграмму.
— Можешь идти… — отпустил Слонова начальник штаба. Капитан развернулся и вышел, так же аккуратно, как и вошел, без стука прикрыв за собой дверь. Слонов всегда отличался сдержанными деловыми манерами, всегда был серьезен, не шутил ни с кем и не улыбался в ответ на чужие шутки. Я лично никогда не слышал от него ничего, кроме необходимых для доклада дежурных слов. Никто в отряде не знал, есть ли у него семья, дети, в какой бригаде он служил раньше и по какой причине является почти единственным офицером штаба сводного отряда, работающим здесь на постоянной основе с каждым новым постоянно ротирующимся составом связистов.
Майор Покрышкин не стал дожидаться, пока командир прочитает шифротелеграмму, сразу достал из сейфа пару листов принтерной распечатки и протянул мне. В правом верхнем углу не было грифа секретности, следовательно, это не был документ строгой отчетности. И, значит, мне не требовалось расписываться за ознакомление.
— Присаживайся, читай…
Я аккуратно присел на краешек ближайшего стула и начал читать. Это был не военный и даже не следственный документ, скорее, аналитическая записка, где рассказывалось о том, как десять неизвестных длиннобородых молодых людей расстреляли посетителей ночного клуба в Дербенте. Причем никак не назывались ни лица, причастные к преступлению, ни пострадавшие в результате расстрела люди. Все данные основывались на показаниях раненного при расстреле начальника охраны заведения некоего бывшего капитана полиции Манапа Басирова, который, будучи ранен, наблюдал происходящее, но никак не показывал, что остался жив. Видимо, потому его и не добили.
Хотя не добить могли и по другому поводу, как подумалось мне, — не всегда бандиты добивают своих наводчиков. А такие подозрения возникнуть могли. В этот раз по какой-то случайности не работала камера наружного наблюдения, которая своим объективом обычно захватывала и крыльцо ночного клуба, и автостоянку.
По утверждению Манапа Басирова, он отправил электронным письмом заявку на ремонт камеры в обслуживающую компанию. Такое письмо действительно существует, оно дошло до адресата, но адресат не поторопился из-за общей загруженности и планировал приехать для ремонта только на следующий день. В итоге судить о внешнем виде нападавших можно было только со слов потерпевших, а их было достаточно — оставшиеся в живых и тридцать два раненых. Погибли же в тот вечер двадцать три человека. И это, не считая одного убитого и двух раненых охранников на крыльце.
Количество убитых и раненых в клубе впечатляло. Причем все смерти наступили в результате пулевых ранений. Этот факт меня слегка смущал. Если в толпу бросали гранаты, то где же убитые и пораженные осколками? Не бывает такого, чтобы от гранат никто не пострадал. Но аналитическая записка эту тему вообще не затрагивала. А вопрос был важным, как мне казалось. По крайней мере, он выглядел странным. О гранатах говорил не только бывший ментовский капитан Манап Басиров, о двух взрывах говорили и пострадавшие посетители ночного клуба. Возможно, есть какие-то данные о поражении осколками в данных следствия, но мне эти документы для ознакомления не представили. Следствие, кстати, вело сначала Следственное управление республиканского Следственного комитета, а потом уже Следственное управление ФСБ, как антитеррористический орган. Значит, нам предстоит еще не однажды встречаться в течение моих последних командировочных дней. Но сам факт того, что дело это представляло собой террористический акт, сомнений не вызывало.
