— Товарищ старший лейтенант…
— Ну…
Он протянул мне что-то, завернутое в тяжелую тряпку, похожую на кусок шторы. Причем край тряпки был неаккуратно и неровно, видимо впопыхах, обрезан ножом.
— Что это?
— Коран. Был в руках у имама, когда его осколками накрыло. И бронежилет не спас. Четыре осколка в голову. А Коран так сжал пальцами, что я у мертвого едва вытащил. Силу пришлось применить. Потом кусок шторы отрезал, чтобы завернуть.
— И что из того? У каждого имама должен быть Коран. Чему здесь удивляться!
— Я не к тому, — смутился сержант. — Этот Коран какой-то особый. Кожаный переплет, вместо бумаги — пергамент. Бронзовые углы и бронзовая чеканенная застежка. Похож на старинный. Мне даже кажется, что там текст рукописный.
— Бывает, встречаются порой у имамов старинные издания, — не понимал я его удивления. — А зачем ты его сюда принес?
— Я с просьбой к вам, товарищ старший лейтенант. У меня дома подружка осталась. Она татарка по национальности. Родители у нее — верующие мусульмане, были против того, чтобы мы поженились. Я бы им этот Коран подарил, с вашего разрешения, чтобы хоть чуть-чуть задобрить. Разрешите?
— Вообще-то, это называется мародерство, — констатировал я с откровенным неодобрением. — Но, раз уж принес, не относить же обратно. Может, правда, книга для мусульманина ценная, и ты судьбу свою устроишь…
Мой взгляд случайно упал на нашего пленника, который выпивал уже, кажется, третью солдатскую флягу с водой.
— Шамхал, — позвал я.
Пленник подбежал бегом.
— Подскажи-ка нам, что там за старинный Коран был у имама Джабраила Гаджимагомедова?
Алавит улыбнулся.
— Рукописный Коран со специальным текстом для исламистов. Текст подправлен в идеологическом отделе ДАИШ. А все остальное — подделка. У Джахпара Махадова было несколько штук таких. Их специально делают под седьмой век. Якобы это первооснова. А последующие тексты, говорят, были исправлены в угоду кому-то.
— Спасибо. Иди… — отослал я пленника и посмотрел на сержанта Корнелазова.
— Вот видишь, насколько опасно мародерство. Ты с этим Кораном добавил бы несколько человек исламистов. Отец твоей девушки наверняка дал бы еще кому-то этот текст прочитать. И так пошло бы… Отправим его в ФСБ. Это вещественное доказательство, которым нельзя пренебрегать. Тот же имам Джабраил Гаджимагомедов, как говорят о нем люди, был неплохим человеком, ревнителем веры и нравов, хотел видеть своих единоверцев честными и неиспорченными людьми. И кто знает, что он проповедовал бы, не попадись ему в руки этот Коран… Может, он стал бы злейшим врагом исламистов. Нет, мародерство до добра никого не доводит…
— Я понял, товарищ старший лейтенант.
Я включил микрофон, показывая, что разговор с сержантом окончен.
Взвод тем временем собрался полностью. Я со своего командирского планшетника отправил циркулярно на планшетники солдат карту с отметкой места приземления вертолетов. Сколько их будет, я не знал, ждал сообщения от начальника штаба.
— На место выходим бегом, по отделениям. Конечно, опасности здесь в настоящее время ожидать не стоит, тем не менее передовое боевое охранение выставляет первое отделение, второе и третье выставляют боковое охранение. Передвигаемся, пока не рассвело, в пределах визуального наблюдения через тепловизор. Как рассветет — в пределах видимости друг для друга. Первое отделение — вперед!
— Товарищ старший лейтенант, — обратился ко мне первый снайпер взвода младший сержант Елфимов. — Какой смысл нам подошвы стаптывать, когда внизу три машины стоят. А четвертая в селе. Ну, в село, предположим, лучше не возвращаться, там уже люди бегают. А этими тремя вполне можем воспользоваться. В тесноте, конечно, тем не менее все не пешком…
— Не пешком, а бегом! Вперед! Марш, я дал команду… — Я не стал объяснять Елфимову, что наличие здесь машин — доказательство того, что в село приезжало много уголовников. Часть из них погибла в столкновении с исламистами. Но вторая часть перебила самих исламистов и уехала на своих машинах. На камнях трудно разобрать по следам, сколько всего машин здесь было. Это будет доказательством того, что бой вел не спецназ ГРУ, а бандиты против бандитов. Не поделили они что-то…
* * *
Уж что-что, а бегать мои солдаты умеют. И даже в полной выкладке, при оружии и в бронежилетах. Тем более здесь не требовалось бежать «на время». И даже я не подгонял никого, как на учебных марш-бросках. И потому бежал взвод в свое удовольствие. И никто не показывал усталости.
Примерно половина пути уже была позади, когда меня вызвали по дальней связи. Я, естественно, предположил, что это майор Покрышкин, и не ошибся.
— Как дела, Сереня?
— Нормально, товарищ майор. Совершаем марш-бросок к месту посадки в вертолеты.
— Да, только вот с вертолетами сначала вышла проблема, под рукой оказались только боевые, а там куда сажать? Только в фюзеляж по четыре-пять человек — лежа, больше некуда. Потом, с трудом, командир добыл три старых «Ми-4». Пассажирские. Но они ночью не летают. Вылетят только перед рассветом, чтобы к рассвету к горам приблизиться. Потому не утомляй взвод, не торопи сильно. Успеете…
— Мы и так не утомляемся. У нас есть экземпляр, который бегать практически не умеет. Я постоянно вижу, как его подгоняют. Только что пинка не дают.
— Что за экземпляр?
Пришлось на бегу сначала в двух словах объяснить, что за пленник такой у нас появился, а потом переслать видеозапись допроса.
— Прошу, товарищ майор, обратить внимание, как он разговаривает по-русски. Человек, которого в пять лет вывезли из России, не может так хорошо помнить русскую разговорную речь. Это требуется проверить.
— Хорошо. Я сам посмотрю, потом перешлю в ФСБ, пусть они организуют лингвистическую экспертизу. И пусть личность попытаются установить. У них с комитетом по примирению сторон в Сирии есть прямая связь. Через них передадут запись в сирийские службы безопасности.
— Я вот со стороны смотрю на этого алавита, и мне кажется, что он или просто духом слаб и не может себя заставить бежать, или умышленно отстает. Сбежать надеется. Но я персонально к нему приставил своего замкомвзвода. Лысаков — парень не промах, разберется, если что, просто пристрелит, как я приказал…
— Короче говоря, можешь не спешить. Я специально на связь вышел, чтобы тебя предупредить.
— Понял, товарищ майор. Меня по внутренней связи кто-то экстренно вызывает. Это может быть только одно из охранений. Что-то случилось. Конец связи…
— Конец связи… — подтвердил начальник штаба. — Если что — сообщай…
Я сразу переключил «Стрелец» на внутреннюю связь.
— Товарищ Добрыня, вызывает Правый дозор. Товарищ Добрыня… — раздался в наушниках солидный басок штатного великана взвода младшего сержанта Пети Фалько, командира третьего отделения, которое обеспечивало охранение с правой стороны. В охранение, насколько я помнил, ушел сам командир отделения и пулеметчик.
