Насчет этого я мог бы еще поспорить, поскольку был твердо уверен в том, что ничего невозможного не существует. Но и до такого заключения мне скорее всего дожить не удастся. Есть множество способов избавиться от опасного заключенного. Мой следователь ничем не побрезгует.
Старший спецназовец вышел из кабинета, оставил дверь приоткрытой, вытащил из кармана ключ от наручников, посмотрел на меня, убедился в том, что я уже без них, и убрал его. Этот ключ был никелированный, блестящий. А вертухаи давали ему свой, черный, оксидированный.
После чего спецназовец кивнул мне, показал подбородком на дверь и заявил:
— Заходите, вас там ждут.
Взгляд спецназовца, брошенный из-под маски, почему-то вдруг показался мне знакомым, хотя я и был уверен в том, что мы никогда раньше не встречались. А его вежливость меня просто вдохновляла. Совершая побег, я не стал бы убивать этого чертовски приятного человека.
Кабинет был немаленький. Он раза в три превосходил размерами самые крупные подобные помещения в штабном корпусе городка спецназа ГРУ.
За большим столом сидел аккуратный человек средних лет с лисьим хитрым лицом и каким-то неуловимым скользким взглядом. Если бы я, профессиональный разведчик, попытался описать этого человека, то скорее всего не нашел бы слов, подходящих для этого. Конечно, я сумел бы сделать фоторобот, но не уверен, что результат моих усилий оказался бы удовлетворительным.
Я подумал, что у такого типа и голос должен быть неприятным и скользким. Но заговорил вовсе не он.
Как только я шагнул к столу, у меня за спиной раздался знакомый голос:
— Утро доброе, Максим Викторович. Хотя я, наверное, тороплюсь. До рассвета еще несколько часов. Но я все равно рада тому факту, что вы смогли дожить до этого момента.
Я бросил взгляд через плечо. От стены в мою сторону шагнула Альбина Борисовна Самокатова.
— Да, как-то умудрился, — сдержанно ответил я. — Ко мне в камеру какого-то знаменитого бойца смешанного стиля подсадили. Но он почему-то повесился недавно на оконной решетке.
— Интересно знать, что у этого бойца найдут патологоанатомы на вскрытии.
Голос у человека, сидящего за столом, оказался далеко не таким отвратным, как его внешность. Он даже в какой-то степени мирил с ней.
— Он в камеру поступил с выбитым нижним синовиальным суставом пястной кости на левой руке. Он сказал мне, что одним ударом убил полицейского.
— Врал безбожно. Просто нокаутировал, — уточнил человек, сидевший за столом, и осведомился: — Что у него еще появилось? Дополнительно?..
— А он проходил медицинское обследование, перед тем как его ко мне в камеру засунули?
— Халидов настоял на проведении полного обследования. Товарищ подполковник скорее всего предвидел такой вот неприятный оборот дела, — сообщила Самокатова.
— Тогда покойника припишут мне, — сделал я вывод. — У него появились несколько разрывов синовиальных суставов на кисти правой руки. Это после того как я правильно подставил ладонь под его удар. Еще перелом челюсти. Это когда он зачем-то боднул подбородком мое колено. Довольно странный метод ведения боя, даже для смешанного стиля. Скорее всего, перелом множественный. Никак понять не могу, с чего это он взялся за это глупое дело, начал челюстью бодаться. Я думаю, присутствует серьезное сотрясение мозга, вот только не знаю, можно ли определить его у трупа. Переломы — это да, без проблем, а вот сотрясение?.. Разве покойников тошнит? Но дело не в этом. Я спокойно спал, никого не трогал. А этот самый боец, несмотря на травмы, попытался надеть мне на шею ремень, который надзиратели почему-то не изъяли у него, и задушить. Я, сами понимаете, вынужден был принять ответные меры. В результате классического удушающего приема наступила полная асфиксия. Я просто удивился, как после всего этого человек еще умудрился повеситься на своем собственном брючном ремне. Видимо, умом тронулся в результате сотрясения. Когда с людьми такое случается, они боли не ощущают.
Глава 5
— Серьезный вы человек, — заявил мужчина, сидящий за столом, и покачал головой. — Я пригласил бы вас служить в нашем спецназе, вот только ГРУ, думаю, ни за что не отпустит такого специалиста. Так, товарищ… адвокат?
— Думаю, что так, товарищ подполковник, — подтвердила Альбина Борисовна.
Значит, человек за столом был подполковником ФСБ. Я уловил, как он выдержал паузу после слова «товарищ», когда обращался к женщине. Видимо, хотел назвать Самокатову как-то иначе, но вовремя передумал. Однако я уже просчитал ситуацию. Сдерживался он, несомненно, передо мной. Значит, у него были на то причины.
Альбина Борисовна села за приставной стол и показала мне на стул против себя. Я аккуратно пристроился на самый краешек, как сидят в кабинетах большого начальства младшие офицеры.
— Вчера после нашей с вами беседы, Максим Викторович, я оставила под столом подполковника Халидова небольшой прибор, приклеенный липучкой, — сказала женщина. — В обиходе его обычно называют «жучком». Потом, уже сидя в машине, предоставленной в мое распоряжение майором Оглоблиным, имела возможность слышать следователя. Допрашивал он как раз Исрафила Камалова. Халидов убедил парня в том, что тот ударом кулака убил сотрудника полиции, за что теперь должен будет отвечать. Суровый, но справедливый следователь обещал Исрафилу многие годы отсидки за колючей проволокой в тех местах, где никто не любит людей, стремящихся к славе. Только под конец он заявил, что дело можно переквалифицировать по не столь тяжкой статье, но за это Камалову придется кое-что сделать. Подполковник предложил ему убить сокамерника, капитана спецназа, который тоже умеет драться. Камалов за дело взялся с радостью. Это автоматически значит, что пострадал он не просто так. Вы, Максим Викторович, освободили общество от серьезного преступника, который мог бы в ближайшем будущем совершить немало убийств. Вам не стоит переживать по поводу уничтожения этого негодяя. В качестве доказательства того, что вы только защищались, у нас есть запись разговора следователя с Камаловым. Не каждый суд вообще-то примет ее к рассмотрению, но всегда есть возможность апелляции к высшей инстанции, где на такой вопрос могут взглянуть иначе.
Я выслушал Альбину Борисовну и согласно кивнул. Хотя виду я и не подавал, но на душе после расправы над Камаловым все равно кошки скребли. Но и утешение адвоката не принесло мне сильного облегчения. Убийство — всегда великий грех.
С другой стороны, я же только защищался. Активно, конечно, но так уж меня учили. И правильно делали. Я убедился и в истинности постулата: «Не хочешь, чтобы тебя убили, убей сам». Теперь мне стало понятно, как человек с такими травмами решился на новую попытку прикончить меня.
Исрафил Камалов был уверен в том, что убил полицейского. Это очень серьезная статья. Но он надеялся получить послабление, если выполнит работу, предложенную ему. Парень хотел получить послабление любым путем, даже через собственную боль и страдания. Его стремление переступить через них ради достижения цели, конечно, вызывало бы мое уважение, если бы речь не шла о человеческой жизни. Да еще и о моей собственной.
