– Машина сломалась. Вызвал ребят, пока приехали, пока починили… Где Лиза? – поинтересовался Родион, падая в кресло.
– Ушла полежать, думаю, спит. Под дождь удивительно сладко спится. Знаешь, я видел тропические дожди, европейские, в Северной Америке и Южной… А только здесь дождь какой-то… родной. Да, нигде нет таких дождей, и не поют так голосисто птицы в лесах, только здесь. Неважно выглядишь.
– Устал. Пока пересчитали, сверили… Вы ужинали?
– Да, в ресторане. Ты не говорил, что у Лизы были сломаны пальцы.
– Не хотел огорчать вас, к тому же переломы срастаются. У нее несколько переломов было, а что? – насторожился Родион.
– Не села за руль из-за переломов. Может, так даже лучше.
– Конечно, лучше ей обходиться без машины, Лиза за рулем – убийца. Я голоден, да и ребята не ужинали, пойду и скажу Кире Львовне подать нам в столовую.
– Да, Роди! – остановил его Всеволод Федорович. – Хочу сделать тебе выговор.
– Выговор? – похолодел Родион. – За что?
– Когда я решил показать Эндрю и Виталию город, твоя прислуга пыталась остановить меня, кухарка не пускала Лизу со мной. Это что такое? Как она смела?
– М-м… простите ее. Э… после аварии Кира Львовна много времени проводила у постели Лизы, я ведь работал и… А постороннего человека боялся нанять, сейчас люди лишены ответственности. Она меня выручила… и… я ей доверяю. Она опасается за Лизу, опекает ее, если вы заметили…
– А я считаю, прислуга распущена, за это отругал дочь.
– Зря. Во всем виноват я. Хорошо, с Кирой Львовной поговорю. Никто не желает поужинать второй раз… выпить… м?
– Нет-нет, – отказался Всеволод Федорович. – Иди. Да! – снова задержал зятя тесть. – У меня есть предложение к тебе, полагаю, оно тебе понравится, но о нем завтра. Сегодня, вижу, ты никакой.
Зять ушел в дом, о, если бы он оглянулся… Но не оглянулся, не увидел лицо тестя, его взгляд, наполненный даже не ненавистью, а чем-то пострашней, направленный в спину зятя.
Всеволод Федорович повернулся к Эндрю с немым вопросом, впрочем, тот понимал босса и без слов.
– Он на пределе, – сказал Эндрю. – Прилагает огромные усилия, скрывая настоящее состояние, ему плохо это удается, если вы заметили.
– Заметил, – процедил Всеволод Федорович. – Что еще?
– Утром ваш зять был другим, думаю, его что-то подкосило.
– Это не связано с тем, что мы увезли… дочь? Будем пока так называть девушку, обойдемся без имен, как и раньше, несмотря на английский.
– Я не провидец, но случилось нечто серьезное.
– Он заподозрил нас в сговоре?
– Вряд ли, – сказал Эндрю. – Английского никто из них не знает, иначе они выдали бы себя, прослушав наши диалоги. Или приняли бы какое-то решение, которое нам уже было бы известно. А вы, сэр? Вы продумали свои действия?
– У меня нет идей. Я все время думаю о дочери. Где она, знает только зять и, полагаю, его банда.
– Есть способ выяснить, но он опасный.
– Я готов. Слушаю тебя, Эндрю.
В столовой проходил ужин в молчании, на стреме у двери стояла Кира Львовна. Родион единственный, кто ел без аппетита, собственно, почти не ел, хотя чувствовал голод. Последний взгляд Влады, затем она на ступеньках… не явится ли сегодня ее призрак?
– Как настроение у тестя? – полюбопытствовал Марат.
– Нормальное, – сказал Родион. – Хочет сделать мне предложение.
– Замуж тебя решил позвать? – хихикнул Гена. Вот у кого нервная система завидная, а может быть, у него вообще ее нет.
– Генка, в следующий раз юмори про себя, – осадил его Марат.
– Чем тебе не нравится мой юмор?
– Пусть он лучше нравится тебе. Одному.
– Не лайтесь, – покривился Тарас. – И так живем как на пороховой бочке.
– Жорик где? – вспомнил Родион.
– Спит, – ответил Тарас. – Он весь день просидел наверху. И я сейчас спать пойду.
– А кто у мониторов будет? – рявкнул Гена.
– А что я пойму? Базарят только на английском, я в нем дуб дубом. Ночью они спят, на фиг торчать там?
– Стоп, стоп, – поднял руку Родион. – Давайте соберем силы и потерпим, осталось немного. Тарас, что говорил Жора, как тут было?
– Тихо. Америкос кофе требовал весь день…
– Он англичанин, – поправил его Марат.
– А мне по хрену. Говорят, от кофе сердце дуба дает, а ему хоть бы хны. Забодал нашу Киру, она сварила этого кофе цистерну, наверное. Вечером приехал папа и…
– Знаю, – перебил Родион. – Когда вернулись с прогулки, ты у монитора сидел?
– Угу.
– Что они делали?
– Базарили. Смеялись. Лизка ушла к себе, я смотрел ее комнату, она разделась и улеглась на диван с книжкой.
– Опять подглядывал за ней? – зло процедил Родион.
– Не-ет… Ну… чуть-чуть. Не убудет же от нее.
– Онанизмом баловался? – заржал Гена, Марат воздел очи к потолку и застонал. – Скучный ты, Марат, шуток не понимаешь.
– Твоих – нет, – сказал тот.
– Что-нибудь необычное заметил или услышал? – продолжил допрос Родион.
– Если бы заметил или услышал, позвонил бы тебе.
– Не нравится мне Виталик, копается в бухгалтерии, копается… И старик везде нос сует.
– Имеет право, – буркнул Марат. – Роди, не психуй. Если б они узнали о подмене, такой кипиш подняли бы – мало не показалось бы. Твой тесть себя считает властелином, а властелины не размениваются на игры, они прут в лоб.
– Значит, все идет по плану… – задумчиво произнес Родион.
Но на душе было тревожно, это Влада виновата.
21
Наговицын успел опросить трех друзей Филиппа, только последний внес небольшие дополнения к рассказу Ренаты, которые оказались очень важными:
– Да, я знал, что у них любовь разгорелась, но мы относились к этому скептически. Лиза вся гламурная, шоколадная и… первая.
– Что это значит – первая? – не понял Наговицын, ведь Адам имел в виду не спорт.
– Ну, первая – это все лучшее должно быть у нее. Платье, шубка, духи, дом, мужчина… А Филя попроще, ну, не по Сеньке шапку он выбрал.
– Подожди, если Филипп прост, почему же роман у них возник?
– Пф! Он же красавец, от него бабы тащились – мама моя дорогая. Но в отличие от Лизы, не испорчен, даже женщины его не испортили, наверное, потому, что молодой. Мы думали так: Лиза удовлетворит свой каприз и оставит нашего Филю в покое, лично я ей не доверял. Однажды они притащились ко мне поздно вечером, просили срочно отвезти их на юг, денег кучу кидали. Я, знаете ли, чуть не послал их. Филя знал, что у меня жена должна вот-вот родить, уже в больнице лежала, и вдруг на юг им приспичило в феврале месяце. У Лизы машин в гараже… штуки три-четыре! Все крутые, а у меня одна – «девятка» и та хромала. Смотрю – их шиза накрыла, взбудораженные оба, глаза блестят, щеки красные. Чего ж их посылать? Больным надо помогать по мере сил. Я им предложил попросить Левку Бабакова, сам же ему и позвонил. Лева за обещанную сумму, которую ему сразу при мне сунула Лиза, все кинул и примчался. Они уехали.
