Мужчина поперхнулся, будто проглотил кость, и поспешно вырулил на освещенную улицу. Видно было, как он украдкой оглядывался, перед тем как скрыться из вида.
Олег изумленно усмехнулся:
— Да, здорово ты его отшил. Без мата, без крика. Культурненько. Но постой…
— Стою. Кстати, нам еще долго топать? — Денис свернул трубочкой окончательно раскисший «Новый мир», посмотрел на него и с раздражением выкинул.
— Да нет… подожди… Так ты, выходит, знал, что он колодки поменял?
Алешин как то странно посмотрел на Олега, вздохнул и вместо ответа стал отряхивать его залепленную грязью одежду.
— Гляди, как ты здорово вывалялся. Настоящий колхозник в разгаре работы в авгиевых конюшнях.
— Ой, да. Как же я теперь пойду. Я весь в г… не.
— Ну и что? На твоих «танковых чехлах» этого г… на не видать. Совпадает с общим фоном. Пошли, я уже утомился бродить по этим трущобам.
— Тебе хорошо. Ты сухой. А я весь мокрый, липкий. С меня, наверное, в прихожей капать будет. Вот позор то…
— Ничего, перетерпишь. В армии, что ли, не служил?
— Ну и не служил…
— Да я и без тебя знаю.
— Все то ты знаешь. Но я же не виноват, что из нашего института не берут.
— Виновен, виновен и еще раз виновен, — Алешин рассмеялся, — ты был просто обязан уйти в армию сам и добиться, чтобы за тобой сорвались все остальные, включая девочек, профессорский состав, бабушек гардеробщиц и дедушек вахтеров. Тебе нет оправдания.
— Ты что, серьезно?
— Конечно. Вот мои дети, слушатели Нахимовского училища…
— Э э…
— Секундочку. — Денис протиснулся между дурно пахнущими мусорными баками и оказался в гулкой подворотне. Под ногами заскользили гнилые корки сентябрьских арбузов.
Козырев догнал его, поскользнулся на вязкой склизе, поморщился и зажал пальцами нос:
— Я что то тебя никак не пойму…
Денис схватил Олега за ремешок сумки, заглянул в лицо, слабо освещенное горевшими во дворе окнами:
— Да что с тобой? Ты реагируешь как дерево на любой юмор, сложнее анекдота про Штирлица: «Штирлиц выстрелил в упор — упор упал». Ты что, неравнодушен к этой даме, к которой мы держим путь?
— Очень даже равнодушен. Ни разу ее не вспомнил, пока шли…
— Ну и хорошо, не дуйся, брат!
— Мы разве братья?
— Вот зануда! — Денис досадливо взмахнул руками. — Все люди по Адаму и Еве братья и сестры. И мы тоже. Уловил? Ну ладно, баста «кози», как говорят жители Чукотки, что в переводе с итальянского означает «хватит». Хватит, значит, занудствовать. Пришли, что ли?
— Угу…
Они быстро пересекли двор и начали подниматься по выщербленным, протертым ступенькам.
В подъезде оказалось абсолютно темно, хоть глаз выколи. В воздухе витали запахи плесени и густой пыли. Олег чихал и вполголоса чертыхался на свою мокрую одежду. Денис медленно переставлял ноги, ощущая, как от кончиков пальцев ползет к голове и ширится тяжелая, покалывающая малюсенькими иголочками «волна». Через мгновение у него в висках упруго застучал пульс.
— Опять усиливается… — прошептал он.
— Что ты шепчешь? Что усиливается? — Олег дернул Дениса за рукав.
— Ничего… — Алешин в раздумье остановился у одной из дверей, обшитой грубым дерматином.
— Вот в этой квартире вчера сдохла собака, — неожиданно прошептал он.
— Тьфу ты! — Козырев раздраженно плюнул себе под ноги. Денис же весь напрягся, остановился, загоняя разрастающееся «ощущение» вглубь, подавляя его диким напряжением воли. На лбу выступила испарина, мелко застучали зубы. Он до боли прикусил язык, перед глазами вспыхнули искры. Вроде подействовало. «Волна» откатила обратно, оставляя за собой щемящее чувство пустоты, напоминая о себе легким покалыванием под сердцем. Денис дрожащими пальцами выудил из куртки мятую пачку «Примы», полез в нее, но та порвалась, и сигареты веером раскатились по ступеням. Одну он все же уцепил. Сверху послышался голос Олега:
— Эй ты, что там застрял. Иди сюда.
— Сейчас, только прикурю.
— Да здесь покуришь!
Алешин стал искать спички, не нашел и со вздохом сунул сигарету за ухо. Шагая вверх, еще раз прислушался к себе. Кажется, внутри все утихло. Он облегченно расслабился и взглянул вверх. Олег уже стоял на площадке четвертого этажа, перегнувшись через перила:
— Смотри, какая лампочка.
Тусклая лампочка без плафона неровно мигала, на доли секунды освещая облупленные стены и выбитую плитку на полу. Алешин с усилием улыбнулся:
— Лампочка трахается со своим патроном. Шефом, так сказать.
— Тьфу ты. Опять твои шуточки…
Денис озабоченно пошевелил припухшим языком:
— Не плюйся. Видишь, какая чудная романтическая ночь… Сейчас свою Катюшу увидишь. Звони. Вот, наверное, ее квартира…
Дверь долго не открывалась. Звонок жалобно дребезжал, заглушаемый энергичной музыкой, бушующей внутри. Наконец им открыли. Алешин поморщился. На пороге стоял парень с длинными лоснящимися волосами, перехваченными вышитой тесемочкой. На еще никогда не бритой физиономии хаотично торчали клочки черной щетины.
Он посмотрел сквозь вошедших и исчез на кухне. В узкой прихожей, заваленной одеждой, обувью и сумками гостей, мерцала лампочка. Из под желтого абажура она высвечивала поблекшие обои, вспученный паркет и протертый половичок. Олег ошарашенно оглядел кучу вещей:
— А я думал, нас будет человек пять, от силы…
Алешин усмехнулся, стащил туристские ботинки, куртку, наконец закурил «Приму» и стал с тоской наблюдать за приятелем, который, вынув из сумки нечеткую копию «Жука в муравейнике» Стругацких, смущенно поправлял целлофан на квелом букетике. Денис почти физически ощутил, как промокшие штаны прилипают к коленкам Олега, как неловко тот себя чувствует, как роятся варианты первой фразы в его голове…
Из полутемной комнаты, где смотрели телевизор, вынырнула крупная девушка с потным, блестящим лицом.
Она холодно взглянула на штопаные носки Алешина и проследовала на кухню, чиркнув по дверному косяку громадным задом, затянутым в джинсы.
— Та а ак… — Смущенный Олег вымученно улыбнулся и подался вперед. Ему навстречу из кухни снова появилась девушка с потным лицом. Пронесла мимо Олега тарелку с куском бисквитного торта и скрылась в комнате, где смотрели кино. Денис взглянул на приятеля, которого пробирала дрожь. Да… такого убитого взгляда он давно у него не видел.
Затянувшись последний раз, Алешин забычковал сигарету о металлическую ручку туалетной двери и машинально кинул в чей то красный сапог. Затем решительно распахнул дверь и вошел на кухню:
