— Катюш, поди, на пять секунд!
Она действительно была здесь. Крутила колки гитары, ловко ее подстраивая. Музыка в соседней комнате стихла — видимо, меняли кассету. В неожиданно прорвавшейся тишине печально задребезжала лопнувшей обмоткой басовая струна.
Рядом с Катей сидел парень в рубахе цвета хаки, расшитой шевронами, лычками со множеством погонных звездочек и годовых курсантских нашивок. Он нагло поглядывал вокруг, поглаживая при этом хозяйку по спине. За столом сидело еще несколько человек, в том числе тип, который отворял входную дверь. Все они вяло жевали остатки курицы и делали коктейли. В спирт «молодцы» примешивали «Тархун» и оценивающе взбалтывали ядовито зеленое пойло.
Катя посмотрела на Дениса, поправила бретельку лифчика и нерешительно поднялась, передавая гитару дружку. Тот сделал «проницательное» лицо и развязно промямлил:
— А ты кто?
Еле сдерживая непонятно откуда подступившую ярость и раздражение, Денис, немного манерничая и передразнивая спросившего, ответил:
— Я кореец туркменского происхождения Шу У Ким.
Парень озадаченно взял паузу. Катя же, осторожно обойдя Шу У Кима, увидела в прихожей поникшего Козырева.
— Привет, Олежка. Что опоздал?
— Почему опоздал? Ты же сказала — ровно. А сейчас без трех минут… — Олег судорожным движением сунул ей в руки цветы и книжную копию: — С днем рождения тебя…
— Спасибочки. А что твой дружок, кореец с голубыми глазами, мне ничего не подарит?
— Я подарю, подарю. Только позже. Если ты захочешь… — жестко и нагло сказал Денис. Однако при этом он покраснел, чувствуя, как ее любопытный взгляд скользит по его широкой груди, мощным бедрам и выпуклым ягодицам, отражающимся в пыльном зеркале прихожей.
Пауза несколько затянулась. Наконец Олег запинаясь вымолвил:
— Знакомьтесь. Это мой школьный друг Денис Алешин. А это Катя, моя давняя знакомая. Хотя… вы, наверное, знаете друг друга?
— Ой, так ты не кореец. Кто бы мог подумать! Ай ай ай, конечно знаем мы тебя: студент, который ни на одной лекции еще до конца не досидел, верно, а? — Она засмеялась и положила подарки на кучу сумок. Гвоздики зашуршали мятым целлофаном и съехали на грязный паркет. Олег нагнулся, но Денис схватил его за руку:
— Это теперь не твои цветы. Не трогай!
Девушка фыркнула и, прислонившись к стене, случайно нажала на клавишу выключателя. Олег злобно отмахнулся от Дениса и положил цветы на место. Тот лишь покачал головой и направился в комнату, где работал телевизор. Хозяйка, неоправданно долго нашаривая выключатель, не посторонилась, и он проехался плечом по ее выставленным грудям. Она улыбнулась, включила свет, приподняла край обтягивающей желтой юбки и стала подтягивать колготки. Олег жадно следил за движениями красных ноготков, проворно цепляющих черный нейлон.
Катя поймала восхищенный взгляд, выпрямилась, поправила прическу и кокетливо спросила, глядя Козыреву прямо в глаза:
— Олежек, умница, ты мне не откажешь?
— Ни за что на свете!
— Леша свернул кран в ванной. Беспрерывно хлещет горячая вода. Брызгает на пол. Там уже целый потоп. Сделай с этим что нибудь. А то послезавтра вернутся предки… «Фазер» будет метать молнии. Инструменты ты знаешь где. Ты ведь не подведешь меня? Правда? — Она потрепала его по щеке.
— Конечно!
Оставив Олега, Катя побежала на кухню, быстро сделала растворимый кофе и понесла в комнату, прихватив заодно тарелку с пирожными. Парень с нашивками схватил ее за юбку, но девушка дернула бедрами:
— Успокойся, у тебя никто ничего не отнимает…
Волосатый, морщась от проглоченного зеленого коктейля, резонно заметил:
— Это при условии, если псевдокореец не поддастся на чары. Правда, гвардеец?
«Нашивки» злобно обернулись, закусили губу и, в упор смотря на Катю, прошипели:
— Я его моментально урою…
Девушка в ответ презрительно усмехнулась:
— Сурков Алексей — вот за что я тебя недолюбливаю, так это за беспочвенные заявления…
— Посмотрим…
Катя ничего не ответила и зашла в комнату, где смотрели телевизор.
Шла третья серия «Место встречи изменить нельзя». Жеглов как раз поймал в Большом театре Ручечника и раскручивал его. Хозяйка прошла между сидящими на полу и на стульях гостями, в поисках Алешина. С тарелки кто то схватил безе, засмеялся. Она с досады пнула смеявшегося идиотским смехом пьяного парня и наконец увидела Дениса.
Он сидел под торшером, листал взятую со стеллажа книгу, посматривая краем глаза на экран. Катя поставила чашку и оставшиеся пирожные на журнальный столик, села рядом в глубокое, мягкое кресло, заложила ногу на ногу:
— Угощайся, кореец.
Тот взглянул на нее, задержался на трусиках, выглядывающих из под задравшейся юбки, усмехнулся:
— Если б я мог предвидеть такой прием, то пришел бы на день раньше или на день позже.
Она неожиданно покраснела. Поправила юбку:
— Чего читаешь?
— Ремарка.
— Три мушкетера?
— Почти. «Трех товарищей».
— Да, да. Я это и имела в виду. Если хочешь, возьми ее.
— Нет, спасибо, у меня есть. К тому же это довольно пошлый повод снова встретиться.
Она опять покраснела:
— Ну ладно, ладно, кореец. Ты пей кофе, оно уже остыло…
Алешин отхлебнул из чашки:
— Вот именно что «оно». А что ты крутишь с Олегом? Он же тебе безразличен.
— Так, по старой памяти. Долго ходил за мной, звонил, плакался, но это не мой вариант.
— А кто твой вариант, если не секрет? Тот парень милитарист, грудь в орденах, задница в шрамах?
— Сурков, что ли, Леха? — Катя покачала головой. — Да он немного пришибленный. Его даже в армию не взяли. Четыре операции на желудок. Отец умер год назад. В Чернобыле саркофаг строил…
— А у парня что, язва?
— Точно. Есть почти ничего нельзя. Кроме того, он…
— Импотент?
— Точно… А ты откуда знаешь?
— А ты откуда?
Катя поперхнулась пирожным, закашлялась. Хотела вскочить, но Денис, положив ладонь ей на колено, остановил ее:
— Не придавай значения моим словам… Я просто предположил, что его папаша нахапал в зоне «звонящих» радиоактивных вещичек. Ну, там, магнитофонов, мясорубок, шмоток, может быть машину и привез сюда, дав на лапу дезинфекторам. А мальчик то с ним в одной квартире жил, да и на машинке катался.
— Да, у них «Волга». Черная. Вон на улице стоит.
— Не советую тебе в ней ездить без свинцовых трусиков, можно потерять радость жизни. Машина, наверное, излучает как боеголовка СС 20.
